Неизвестный ЛЕРМОНТОВ

Это невероятно сложное дело - писать о Лермонтове. Потому как считается, что мы о Михал Юрьиче знаем все. У меня лично до сих пор перед глазами его портрет и цитата «Так жизнь скучна, когда боренья нет» с автографом, висевший над школьной доской рядом с Пушкиным.

Хотя наверняка каждый второй не открывал его книг со времен школы. Да и это я еще льщу, говоря - каждый второй.

А между тем, жизнь этого гениальнейшего поэта достойна самого пристального внимания. Потому как судьба Лермонтова богата такими перепетиями, о которых не каждый сценарист додумается написать. А если и решится, то никто не поверит.

Лермонтов был человеком космического масштаба. Не случайно сами цифры его рождения и смерти – 1814 и 1841 – так перекликаются. Мало того, спустя сто лет именно в эти годы начались две мировые войны 20 столетия.

150-летие со дня рождения Лермонтова ознаменовалось отставкой Хрущева и началом эпохи «застоя», а 150-летие со дня смерти – путчем 1991 года и концом Советской империи.

 Как и положено пророкам, Лермонтов умел всего в нескольких строках так написать о России, что и сегодня кажется, будто это было сказано вчера. Так, в альбоме Одоевского рукой автора «Мцыри» написано: «У России нет прошедшего: она вся в настоящем и будущем. Сказывается и сказка: Еруслан Лазаревич сидел сиднем 20 лет и спал крепко, но на 21-м году проснулся от тяжкого сна и встал и пошел...и встретил он тридцать семь королей и семьдесят богатырей и побил их и сел над ними царствовать. Такова Россия».

Император Николай Первый

Лермонтова принято считать этаким гонимым поэтом, едва ли не запрещенным в годы правления «сатрапа» Николая Первого. Что, опять-таки, не соответствует истине. Император, бывший большим почитателем Пушкина, неплохо разбирался в литературе и умел оценить гений молодого поэта.

Говоря языком современным, звезда Лермонтова взошла после того, как он написал стихотворение «На смерть поэта», посвященное гибели Пушкина. Кстати, поначалу власти никак не отреагировали на появление смелых строк о «невольнике чести». И, наверное, ничего бы не произошло вовсе, если бы не дочь фельдмаршала Кутузова.

Будучи придворной дамой, Елизавета Михайловна Хитрово, урожденная Кутузова, встретив на одном из балов графа Бенкендорфа, пожаловалась ему на то, что какой-то стихоплет позволил оскорбить «сливки общества». Пришлось графу реагировать. «Если об этом так говорит Елизавета Михайловна, то завтра будет говорить весь Петербург», - сказал Бенкендорф и отправился на доклад к Государю.

Лермонтова вызвали на допрос, где он попытался защитить себя. «Впоследствии необдуманного порыва, я излил горечь сердечную на бумагу, преувеличенными, неправильными словами выразил нестройное столкновение мыслей, не полагая, что написал что-то предосудительное».

Высочайшим распоряжением Лермонтов был отправлен на Кавказ в Нижегородский драгунский полк. В девятнадцатом веке этот полк считался этаким иностранным легионом, где проходила службу элита не только Российской империи, но и Европы. Так, в свое время именно на Кавказ был отправлен правнук Наполеона, решивший послужить русской короне и дослужившийся до чина генерала.

Тифлис на рисунке М. Лермонтова, 1837 г.

В 1837 году главным светским салоном Тифлиса был дом князя Александра Чавчавадзе, тестя великого Александра Грибоедова. Разумеется, Лермонтов бывал в этом доме. А вскоре из Тифлиса уехал. Но память о Грузии осталась – в лице верного слуги Христофора Саникидзе, который будет находиться при Лермонтове до его последнего вздоха. Не оставит гуриец великого поэта и после того, как тот навсегда закроет глаза.

На сегодняший день воспоминания не особо грамотного слуги – одни из наиболее ценных исторических документов о жизни Лермонтова. И, как ни странно, наименее известные. При том, что Саникидзе успел надиктовать совершенно удивительные факты о жизни своего хозяина и они были опубликованы в 1892 году отдельной книгой.

Так, среди прочего Саникидзе рассказывал, что Лермонтов хорошо играл на флейте, что характер у него было добрый, но вспыльчивый, что много говорить он не любил. «Обыкновенным времяпровождением у него было ходить по комнате из угла в угол и курить трубку с длинным чубуком. Писал он более по ночам или рано утром, но писал и урывками днем, присядет к столу, попишет и уйдет. Писал он всегда в кабинете, но писал, случаясь, и за чаем на балконе, где проводил иногда целые часы, слушая пение птичек».

Николай Мартынов

Бесценны воспоминания Саникидзе о последних минутах Лермонтова. После того, как Николай Мартынов (служивший какое-то вемя в одном полку с убийцей Пушкина Дантесом) нанес свой смертельный выстрел, Лермонтов упал. Но не умер в ту же секунду, как принято считать. Если верить воспоминаниям слуги, великий поэт жил еще несколько минут и последний вздох испустил уже на обратной дороге в Пятигорск, куда его везли с места дуэли. «Умираю» - было последним словом поэта, сказанным на руках 16-летнего слуги.

Верный юноша доставил тело Лермонтова в его дом в Пятигорске, ножницами разрезал мундир, который из-за застывшей под ледяным ливнем руки иначе снять было невозможно, и уложил на стол. Когда появился художник Шведе, желавший запечатлеть Лермонтова, тот же Саникидзе усадил труп на подушки. И таким образом на своем последнем, уже послежизненном, портрете Лермонтов выглядит, словно «живой сидит и дремлет».

Убитого на дуэли поэта отказывались отпевать местные священники. Лишь с большим трудом удалось уговорить  протоирея одной из пятигорских церквей Александровского проводить покойного в последний путь по христианскому обряду.

Лермонтова похоронили на кладбище, возле которого и состоялся поединок. Проститься с поэтом и боевым товарищем приехали представители всех полков, в которых в разное время проходил службу Лермонтов.

На могиле установили простую плиту, на которой было написано всего несколько слов: «Поручик Тенгинского пехотного полка Михаил Юрьевич Лермонтов» и даты рождения и смерти. После того, как год спустя прах поэта был перенесен в его родные Тарханы в Пензенской губернии, камень оставался лежать рядом с пустой могилой. Пока ее следы окончательно не затерялись.

Склеп Лермонтовых в с. Тарханы

С легкой руки Вяземского принято считать, что император Николай Первый, узнав о смерти Лермонтова, произнес: «Собаке - собачья смерть». Кстати, именно такими словами в свое время встретила известие о самоубийстве неверного мужа бабка поэта. А потом именнно в честь этого самого изменника повелела назвать внука Мишеньку.

Что же касается реакции монарха, то за достоверность воспоминаний Вяземского вряд ли можно поручиться. При этом доподлинно известно, что одной из самых больших почитательниц Лермонтова были императрица Александра Федоровна, которая зачитывалась «Героем нашего времени». Да и сам император в письме к жене от 13 июня 1840 года писал: «Я работал и читал всего «Героя», который хорошо написан». При этом поклонником трудов Лермонтова самодержец, конечно же, не был.

Самые теплые воспоминания о Лермонтове оставила любимая дочь Николая Первого великая княгиня Ольга Николаевна. Среди прочего она признавала, что «кавказские стихи Пушкина и Лермонтова были у меня в крови».

Как был бы счастлив Михаил Юрьевич, узнай он о том, что его имя поставили в один ряд с обожаемым им Пушкиным. Он ведь и с его вдовой Натальей Николаевной смог примириться только в последние недели своей жизни. До этого он с Пушкиной категорически отказывался даже заговорить, хотя они не раз оказывались в одной компании. Лермонтов полагал, что в трагической смерти Пушкина есть и вин его супруги.

Одним из друзей Лермонтова был родной брат Александра Сергеевича Лев. А его первая дуэль состоялась аккурат неподалеку от Черной речки, места, где был смертельно ранен Пушкин. Да и соперником Лермонтова в тот раз тоже был сын посланника, правда, французского. Порой складывается впечатление, будто он нарочно создавал сценарий своей жизни «по образу и подобию» Пушкина.

А вот теперь можно поговорить и об одном из последних увлечений Лермонтова. Она любил влюбляться – именно этот глагол: не «любить», а «влюбляться». 

Ею стала дочь его друга, князя Владимира Голицына. Сам князь был человеком известным и влиятельным, одним из приближенных к императору Александру Первому офицеров, заслужившим доверие государя еще во время войны с Наполеоном – он был ранен во время вступления русской армии в Париж.

Князь Владимир Голицын

Лермонтов с Голицыным познакомился на Кавказе, где служил под командованием князя и даже был представлен к награждению золотой саблей с надписью «За храбрость».

На момент знакомства Лермонтова с дочерью Голицына сама женщина уже сделала свой выбор и отдала предпочтение офицеру Нелидову, брату тайной возлюбленной Николая Первого, фрейлины Варвары Нелидовой. 

Пройдет время, и межу Голицыным и Лермонтовым возникла ссора. В пику друг другу оба мужчины, бывшие центром светского общества Пятигорска, устроили в один день два различных бала. Голицын вообще славился тем, что умел устраивать изысканные развлечения для приехавшего на воды общества.

Весь Пятигорск потом обсуждал, какие роскошные праздники в один день организовали Лермонтов ( в гроте Дианы) с Голицыным (в местном Ботаническом саду).

При этом каждый из них позвал на свой прием одних и тех же людей, так что приглашенным приходилось делать нелегкий выбор.

Одна из родственниц Лермонтова , Елена Быховец, в письме сестре оставила подробное описание вечера, устроенного поэтом.

«…Как же я весело провела время! Этот день молодые люди делали нам пикник в гроте, который был весь убран шалями; колонны обвиты цветами и люстры все из цветов; танцевали мы на площадке около грота; лавочки были обиты прелестными коврами; освещено было чудесно; вечер очаровательный; небо было так чисто; деревья от освещенья необыкновенно хороши были, аллея также была освещена, и в конце аллеи была уборная прехорошенькая, два хора музыки. Конфект, фрукт, мороженого беспрестанно подавали; танцевали до упада; молодежь была так любезна, занимала своих гостей; ужинали, после ужина опять танцевали; даже Лермонтов, который не любил танцевать, и тот был так весел; оттуда мы шли пешком. Все молодые люди нас провожали с фонарями; один из них начал немного шалить. Лермонтов, как cousin, предложил сейчас мне руку; мы пошли скорей, и он до дому меня проводил…

Этот пикник последний был; ровно чрез неделю мой добрый друг убит, а давно ли он мне этого изверга, его убийцу, рекомендовал как товарища, друга!»

Конечно же, приглашение получила и Мария Голицына, та самая дочь князя Голицина. Но она отдала предпочтение балу, устроенному ее папА.

Мы уже говорили о личности княжны и ее отца. Пришло время назвать имя ее матери. И вот здесь начинается самое интересное.

Дело в том, что матерью Марии, или Мими, как ее все называли, была фрейлина княжна Варвара Туркестанишвили. С Голицыным она встретилась в 1817 году во Дворце. Князь бывал там как флигель-адъютант императора Александра Первого, а Варвара – как фрейлина императрицы Марии Федоровны.

В 1819 году у Варвары родилась дочь Мими. И вскоре после ее появления на свет Туркестанишвили покончила с собой в 1819 году. Весь Петербург знал, что истинным отцом девочки был никто иной, как император Александр Первый. Из-за его равнодушия к новорожденной, собственно, и свела счеты с жизнью фрейлина. Ребенок был усыновлен князем Голицыным, давшим девочке свое отчество и фамилию. Говорили, что 24-летнего князя Владимира с 42-летней Варварой тоже связывали близкие отношения...

Но, как известно, будущего у поэта и княжны не могло быть никакого.

Сам бал, на который Лермонтов потратил немало сбережений из состояния бабушки, состоялся 8 июля 1841 года. А уже 13-го числа Лермонтов вызвал к барьеру Мартынова. И счет его жизни пошел на часы.

Сцена дуэли Лермонтова

Современники Лермонтова в один голос говорили, что он сам искал смерти и словно нарочно делал все, чтобы роковая дуэль состоялась. Строки из «Княжны Мери» читаются как предсмертная записка: «Что ж? Умереть, так умереть! Потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уже скучно. Я - как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова...прощайте!... И, может быть, я завтра умру!»

Там же, на эти страницах, поэт сожалеет, что не останется после его ухода ни одного человека, кто бы сумел полностью понять его. Хотя вряд ли это было возможно в принципе, так как в разных компаниях представал совершенно иной Лермонтов. С близкими он был сама доброта и душевность, с чужими и едва знакомыми - ядовитым и беспощадным. Недаром в конце жизни Николай Мартынов признавался, что не случись той дуэли в Пятигорске, он все равно бы потом вызвал Лермонтова к барьеру. Потому что долго вытерпеть унижения со стороны поэта – «гениального», как признавал при этом Мартынов - был не в силах никто. Смелое заявление из уст человека, тридцать лет существовашего со славой «русского Дантеса».

Когда к столетию со дня рождения поэта к печати готовили сборник «Вестник Европы», редакторы сумели отыскать пребывавшего на тот момент в добром здравии знакомца Лермонтова. Им оказался Вадимир Эрастов, который вспомнил о юбиляре такими словами: «От него в Пятигорске никому прохода не было. Каверзник был, всем досаждал. Поэт, поэт!..Мало, что поэт. Эка штука! Всяк себя поэтом назовет, чтобы другим непрятности наносить...Вы думаете, все тогда плакали? Никто не плакал. Все радовались...От насмешек его избавились. Он над каждым смеялся. Приятно, думаете, насмешки его переносить? На всех карикатуры выдумывал. Язвительный был...Я видел, как его везли возле окон моих. Арба короткая...Ноги вперед висят, голова сзади болтается. Никто ему не сочувствовал.»

Вообще, о Лермонтове всегда- и при жизни, и уж тем более после нее -  писали разное и, как правило, прямо противоположное. А посему лучше читать то, у чего второго смысла точно быть не может – самого Лермонтова.

Его не стало, когда ему было всего 27 лет. Не будем опускаться до банальностей и говорить, что любому другому и за целый век не создать половины. Потому как речь-то идет не о количестве строк.

Нет, здесь совсем другое. Лермонтов - это небо, к которому мы так редко обращаем взор. Ибо уверены, что ничего нового не увидим.

Зато когда поднимаем голову, то сами вознаграждаем себя удовольствием от созерцания настоящего. Которое на самом деле всегда с нами и всегда рядом. Как Лермонтов...