У вдовы писателя Бабеля, Антонины Николаевны Пирожковой, оказалась длинная жизнь. Она прожила больше ста лет и умерла в 2010 году в Америке.
Строила метро в Москве, станции Павелецкая и Киевская - это ее работа. А в конце жизни, как водится, любила вспоминать.
Про Бабеля и жену наркома НКВД Ежова:
«Однажды Евгения Соломоновна спросила Бабеля: "Что обо мне думает Антонина Николаевна?"
Бабель ей ответил: "Антонина Николаевна - трудящаяся женщина, а вы - накрашенная сановница".
После этого она решила устроиться на работу и стала редактировать журнал "СССР на стройке". И Бабель получил там возможность подзаработать. В частности, он сделал один номер, посвященный Горькому».
Про арест Бабеля в Переделкино 15 мая 1939 года:
«Они приехали рано утром, где-то между 4-5-ю часами, на нашу московскую квартиру и сказали, что ищут одного человека, о котором может знать Бабель, поэтому они просят меня поехать с ними в Переделкино. Я оделась, и мы поехали. Какие-то люди остались в квартире. Совершенно ошеломленная, я сразу заподозрила что-то неладное. В машине, куда меня посадили, сидели двое. Они ни о чем меня не спрашивали. Я молчала. Они хорошо знали дорогу. Когда подъехали, я повела их через черный ход, где была комната сторожей. Постучала, мне открыли. Они велели стучать Бабелю. Я постучала.
Сонным голосом он спросил: "Кто там?"
"Я", - прозвучало в ответ, и я не узнала свой голос.
Бабель оделся и открыл дверь. Они сразу к нему бросились и стали его обыскивать. Кто-то крикнул: "Руки вверх". Потом они велели пройти нам в большую комнату. Мы сели и ни о чем не говорили, держась за руки. Они начали обыск и складывали рукописи в какой-то мешок. Потом приказали нам одеться и выйти на улицу. Мы сели на заднее сидение. С нами сел один чекист. Второй сел рядом с шофером.
По дороге Бабель обратился к нему: "А что, спать приходится мало?"
Тот ничего не ответил.
Я сказала: "Буду ждать, буду думать, что вы поехали в Одессу, только писем не будет".
Бабель произнес: "Ужасно, что не будет писем матери". Он очень любил свою мать.
А потом он сказал: "Я вас очень прошу, чтобы девочка не была жалкой". Я ответила, что не знаю, какова будет моя судьба. Чекист услышал и проронил первую фразу: "К вам у нас претензий нет".
Мы въехали во двор Лубянки. Бабель меня крепко поцеловал и как-то вдумчиво сказал: "Когда-то увидимся".
И так, не оглядываясь, вошел в дверь, которая тут же за ним захлопнулась.
О Екатерине Пешковой, жене Максима Горького (фото из домашнего архива Марфы Пешковой, внучки Максима Горького):
"Когда мы с Екатериной Павловной оставались вдвоем, она неизменно вспоминала Бабеля. Она часто говорила о своей дружбе с ним, о своей любви к нему и о том, что после ареста Бабеля ее жизнь потускнела.
Разговоры касались и других тем, а как-то раз Екатерина Павловна вспомнила о Льве Николаевиче Толстом, о том, как они с ним и Софьей Андреевной жили по соседству в Крыму (в Гаспре) и как обычно после обеда Толстые приходили к ним на дачу. Запомнила, как Екатерина Павловна рассказывала о Л.Н. Толстом, что он, когда сидел за столом, казался человеком высоким, но, как только вставал, оказывался очень низкорослым. “У него были короткие ноги”, – говорила Екатерина Павловна. И еще о том, что он очень хорошо умел делать из бумаги разные фигурки – самолеты, лодки, звездочки и другие вещи, от чего дети Максим и Катя (рано умершая дочь Е.П.) приходили в восторг и весело смеялись. Когда зажигалась лампа, Толстой показывал на стене тени разных зверушек из своих пальцев – это были кролики, собаки, кошки. Мог показать даже двугорбого верблюда.
Узнавая ее ближе, я не переставала и любоваться, и восхищаться ею; она была красива той мягкой красотой, которой отличаются часто женщины высокого интеллекта. Черты лица правильные, красивые серые глаза, но самое главное – выражение ее лица. Оно было чудесным, она была сдержанной в проявлении чувств, казалась строгой, не любила пустой болтовни и была очень женственной несмотря на возраст. Все ее движения были неторопливыми, походка легкая, жесты скупые, она была полна изящества. Не любила много говорить и любила слушать. Как-то раз говорили про гневных людей, и Екатерина Павловна сказала: “Мне жаль людей, которые могут гневаться”. Эту ее фразу я всегда помню.
Строила метро в Москве, станции Павелецкая и Киевская - это ее работа. А в конце жизни, как водится, любила вспоминать.
Про Бабеля и жену наркома НКВД Ежова:
«Однажды Евгения Соломоновна спросила Бабеля: "Что обо мне думает Антонина Николаевна?"
Бабель ей ответил: "Антонина Николаевна - трудящаяся женщина, а вы - накрашенная сановница".
После этого она решила устроиться на работу и стала редактировать журнал "СССР на стройке". И Бабель получил там возможность подзаработать. В частности, он сделал один номер, посвященный Горькому».
Про арест Бабеля в Переделкино 15 мая 1939 года:
«Они приехали рано утром, где-то между 4-5-ю часами, на нашу московскую квартиру и сказали, что ищут одного человека, о котором может знать Бабель, поэтому они просят меня поехать с ними в Переделкино. Я оделась, и мы поехали. Какие-то люди остались в квартире. Совершенно ошеломленная, я сразу заподозрила что-то неладное. В машине, куда меня посадили, сидели двое. Они ни о чем меня не спрашивали. Я молчала. Они хорошо знали дорогу. Когда подъехали, я повела их через черный ход, где была комната сторожей. Постучала, мне открыли. Они велели стучать Бабелю. Я постучала.
Сонным голосом он спросил: "Кто там?"
"Я", - прозвучало в ответ, и я не узнала свой голос.
Бабель оделся и открыл дверь. Они сразу к нему бросились и стали его обыскивать. Кто-то крикнул: "Руки вверх". Потом они велели пройти нам в большую комнату. Мы сели и ни о чем не говорили, держась за руки. Они начали обыск и складывали рукописи в какой-то мешок. Потом приказали нам одеться и выйти на улицу. Мы сели на заднее сидение. С нами сел один чекист. Второй сел рядом с шофером.
По дороге Бабель обратился к нему: "А что, спать приходится мало?"
Тот ничего не ответил.
Я сказала: "Буду ждать, буду думать, что вы поехали в Одессу, только писем не будет".
Бабель произнес: "Ужасно, что не будет писем матери". Он очень любил свою мать.
А потом он сказал: "Я вас очень прошу, чтобы девочка не была жалкой". Я ответила, что не знаю, какова будет моя судьба. Чекист услышал и проронил первую фразу: "К вам у нас претензий нет".
Мы въехали во двор Лубянки. Бабель меня крепко поцеловал и как-то вдумчиво сказал: "Когда-то увидимся".
И так, не оглядываясь, вошел в дверь, которая тут же за ним захлопнулась.
О Екатерине Пешковой, жене Максима Горького (фото из домашнего архива Марфы Пешковой, внучки Максима Горького):
"Когда мы с Екатериной Павловной оставались вдвоем, она неизменно вспоминала Бабеля. Она часто говорила о своей дружбе с ним, о своей любви к нему и о том, что после ареста Бабеля ее жизнь потускнела.
Разговоры касались и других тем, а как-то раз Екатерина Павловна вспомнила о Льве Николаевиче Толстом, о том, как они с ним и Софьей Андреевной жили по соседству в Крыму (в Гаспре) и как обычно после обеда Толстые приходили к ним на дачу. Запомнила, как Екатерина Павловна рассказывала о Л.Н. Толстом, что он, когда сидел за столом, казался человеком высоким, но, как только вставал, оказывался очень низкорослым. “У него были короткие ноги”, – говорила Екатерина Павловна. И еще о том, что он очень хорошо умел делать из бумаги разные фигурки – самолеты, лодки, звездочки и другие вещи, от чего дети Максим и Катя (рано умершая дочь Е.П.) приходили в восторг и весело смеялись. Когда зажигалась лампа, Толстой показывал на стене тени разных зверушек из своих пальцев – это были кролики, собаки, кошки. Мог показать даже двугорбого верблюда.
Узнавая ее ближе, я не переставала и любоваться, и восхищаться ею; она была красива той мягкой красотой, которой отличаются часто женщины высокого интеллекта. Черты лица правильные, красивые серые глаза, но самое главное – выражение ее лица. Оно было чудесным, она была сдержанной в проявлении чувств, казалась строгой, не любила пустой болтовни и была очень женственной несмотря на возраст. Все ее движения были неторопливыми, походка легкая, жесты скупые, она была полна изящества. Не любила много говорить и любила слушать. Как-то раз говорили про гневных людей, и Екатерина Павловна сказала: “Мне жаль людей, которые могут гневаться”. Эту ее фразу я всегда помню.
Комментариев нет:
Отправить комментарий