понедельник, 7 марта 2011 г.

Анастасия ВЕРТИНСКАЯ. Интервью

            Она уже согласилась дать интервью, как в одной из газет-приложений Издательского Дома, где я тогда работал, написали о ней какую-то гадость, о чем ей тут же сообщил ее приятель Садальский. А потому когда я позвонил, чтобы уточнить время нашей встречи, Вертинская была категорична: "Звоните, только когда приложение закроют!"
Прошло почти пять лет и пожелание актрисы было исполнено: разорившееся приложение действительно закрыли. Не знаю, отслеживала ли Анастасия Александровна изменения на рынке СМИ или все дело было в надвигающемся юбилее, но в этот раз интервью состоялось. 

— ВЫ СТАВИЛИ спектакль «Чехов. Акт три».
— Да, во Франции.
— У вас самой сейчас начинается второй акт? Какие у вас впечатления о первом акте своей жизни?
— У Чехова третий акт — это когда его герои пытаются что-то изменить. А в четвертом акте видно, что ничего у них не вышло и все вернулось на круги своя. Я тоже люблю в жизни все менять и все время это делаю. Не думаю, что у меня в жизни был только один акт. Я прожила все три акта, и сейчас, как и у чеховских героев, все в моей жизни вернулось на круги своя.
Когда ты подходишь к такой дате, как 60 лет, то волей-неволей задаешь себе вопрос: «Ну так что ж, все ли свершено, что хотелось?» И я сама себе отвечаю, что свершено даже более того, о чем мечтала. Фанатическое стремление стать актрисой и гореть на этом алтаре довело меня до того, что сегодня я не могу видеть ни этот алтарь, ни этот пожар. Много других интересных занятий существует.

«Не хочу играть маму киллера»

— ЗНАЯ, что вы не любите читать о себе, я выписал для вас мнение режиссера Ивана Дыховичного. Но пока хочу уточнить: актерство — это не главное, что случилось в вашей жизни?
— Нет, я так не сказала. Для меня важно, что я актриса. Просто… есть тип актеров, которые говорят: «Я не мыслю себя без актерства». А я не могу такого сказать. Я не могу сказать, что неспособна жить без театра. Я очень хорошо без него живу. Равно как и без кино, без ролей. Я действительно была фанаткой профессии и несла на этот алтарь все свои переживания, разрывы, личные истории. Я с 15 лет актриса, понимаете? Но часто люди видят во мне одно, тогда как на самом деле я другая.
Я без конца занята, все время в каких-то проектах. Переиздала книгу отца «Дорогой длинною…», реставрирую его голос, выпускаю диски. И это не просто занятие, это творчество.
— Вы так спокойно говорите, что вам 60.
— Ну 60, и что? И вам будет шестьдесят. Хорошо бы, чтобы все обладали в этом возрасте той энергией, которой обладаю я… Так что там Дыховичный написал?
— «Настя — совершенно нераскрытая актриса. Всю жизнь играла полусумасшедших Офелий, романтических таких если не сказать дур, то, по крайней мере, наигранных и наивных девушек. Только феноменальное свойство моей Родины никогда не замечать главного таланта лишило нас возможности увидеть ее в какой-нибудь феноменальной комедии».
— Видите ли, доля истины в его словах есть. Но я не жертва. Да, моя внешность и первые фильмы — «Алые паруса» и «Человек-амфибия» — определили мое амплуа. Но, с другой стороны, не будь этой внешности, может, не было бы и моей карьеры. Хотя я сама не Ассоль, это совершенно точно. Я никогда никаких алых парусов не ждала, и никаких принцев с этими парусами тоже. Но я не пошла в Театр Вахтангова, куда меня звали, я пошла в театр «Современник» — социальный театр. И там несколько лет играла в массовке. Хотя знала, что им не нужна романтическая героиня. Поэтому без конца перекраивала себя — запихивала вату в нос, рисовала веснушки, стриглась под горшок. И хотя, может, все было зря, но это дало мне возможность пробовать что-то новое.
— Красота помогает или мешает?
— Красота — это волшебный дар. Но красота очень часто вызывает желание поиметь, употребить ее. И если ты, как женщина, вовремя поймешь, что тебя хотят употребить, то ты осознаешь, что красота должна иметь охрану. А если ее нет, то ты должна сама ее охранять. Вот это достаточно рано пришло мне в голову. Люди, которые меня окружали, не были, прямо скажем, травоядными. Они были очень даже хищными. И я надела своего рода аскезу. Чтобы держаться от них подальше.
Раньше я делала такое упражнение. Когда за мной ухаживал какой-нибудь молодой человек, то в самый апогей отношений он, зная, что я смотрю на него, начинал кокетничать с другой женщиной. В этот момент в тебе поднимается что-то такое черное и страшное. А я поворачивалась к этой мизансцене спиной. Это, возможно, и есть рецепт молодости, этакое средство Макропулоса.

«Брак — это не для меня»

— ВЫ НЕ ревнивы?
— Я? Очень! Я всю жизнь ревновала отца к сестре. Мне хотелось, чтобы он принадлежал только мне. Может, я чувствовала, что он рано уйдет? Но нас было двое, и папа делил любовь между нами. Так что чувство ревности мне очень знакомо.
— А как вы его победили?
— С отцом я его не победила, так как была слишком мала, чтобы что-то анализировать. Но, становясь взрослее, я понимала, что беспомощна перед этим чувством и оно будет владеть мною, если я что-то не сделаю с собой. И постоянное сознание, что мне необходимо противостоять ему, помогло мне. Может, поэтому я и считаю себя человеком, неприспособленным для брака. Я понимаю, что брак — не моя стихия. Брак — это жертва, аскеза. Прекрасны, мужественны те женщины, что живут в браке. Мне этого не дано. Я не люблю, чтобы кто-то постоянно находился перед моими глазами. Мне необходимо уединение, можете назвать это одиночеством, чтобы читать, слушать, подчиняться прихоти своих мыслей.
— А как быть с завистью? Она вам знакома?
— Это меня миновало, слава богу. Я всегда была очень избалована вниманием, ролями. Деньгам я вообще никогда не завидую, потому что их избегаю. И не хотела бы быть очень богатым человеком, потому что догадываюсь, что деньги вводят человека в сильнейшую зависимость и преобретают над ним большую власть. Деньги заставляют постоянно о них думать. Не зря у них такая зыбкость, их никогда нельзя со стопроцентной уверенностью куда-то вложить.
— А как вы выстроили отношения с людьми, которые завидуют вам?
— Когда мне раньше кто-то начинал пересказывать, что обо мне говорят, я тут же останавливала этих людей. Сегодня у меня очень узкий круг общения. Человек с возрастом должен уменьшать круг общения. Это твой мир, и он не может быть людным, он должен быть отобранным. Папа шутил: «Когда я стану совсем старый, я заведу себе двух льстецов. Буду просыпаться, а они будут говорить мне: «Александр Николаевич, как вы хорошо выглядите». Мои друзья не льстецы, но я изолировала себя от тех, кто несет сплетни. Потому что это — травма, которая разрушает.
— Вообще к людям как вы относитесь?
— По чеховской формуле, человек слаб. Антон Павлович знал это, как никто, потому что был врачом. У всех есть изъяны, и их нужно видеть сразу. Самое плохое, когда ты творишь себе кумира, а потом «прозреваешь». Это глупо, потому что тот человек всегда был таким, просто ты не замечал. Единственное качество, которое я не могу терпеть биологически, — это бескультурье.
— Любовь, на ваш взгляд, это подарок или испытание?
— Любовь — вещь непостоянная. Это моменты, когда Господь дарует тебе состояние, в котором ты хочешь быть лучше. Это момент сильного подъема твоих лучших качеств. Поэтому, конечно, это подарок. Но любовь исчезает. И к этому надо привыкнуть.
— Вы сегодня влюбляетесь?

— Даже не знаю, как ответить… Какое сегодня число? Шестнадцатое? Сегодня нет, не влюбляюсь. А что будет завтра — посмотрим. Хотя я к влюбленности спокойно отношусь, не думаю, что мне это позарез нужно.
— А что вам нужно, чтобы быть счастливой?
— А я счастлива. Абсолютно.
 зима 2004 г.

Комментариев нет:

Отправить комментарий