Полная версия:
Танцовщику Кировского театра оперы и балета Рудольфу Нуриеву было 23 года и он до последнего дня не был уверен, что его возьмут на гастроли в Париж. И уж тем более не мог предположить, чем эта поездка для него закончится.
Но его взяли. И 17 июня 1961 года в парижском аэропорту Ле-Бурже произошла по-истине мировая сенсация: молодой советский артист обратился с просьбой предоставить ему политическое убежище.
Планета еще не успела отойти от главного события тысячелетия: полета в космос первого человека, тоже обладавшего краснокожим паспортом с гербом СССР. И вот новое потрясение.
Нуриев мгновенно стал звездой номер один. Все газеты, за исключением, конечно же, советских, посвятили его поступку первые полосы. «Прыжок к свободе»- было написано на всех языках мира. Нуриева называли космонавтом номер два. Да он и был вторым советским, после Гагарина, кто заставил мир быстро выучить свои сложные для восприятия имя и фамилию. Правда, имя ему быстро придумали новое - он стал просто Руди и волна «рудимании» понеслась по континентам.
При этом большинство из тех, кто восхищался смелостью новорожденной звезды едва ли могло себе представить, что выбора у их героя просто не было. Для Нуриева вопрос звучал так: либо оставаться за границей, либо отправляться за решетку. Потому как проведенные в столице Франции дни и, главным образом, ночи, навсегда возвели стену между Рудольфом и коллегами-приятелями. Даже когда за три года до смерти он сможет приехать в Советский Союз (но только в гости!), говорить они будут уже на разных языках.
Но все это произойдет потом. А пока всесильный, как было принято думать, председатель КГБ А. Шелепин, которому поступали регулярные доносы о поведении советских артистов во время гастролей, докладывал в ЦК КПСС: "З июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев Рудольф Хамитович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения..."
Рудольф действительно вел себя вольно: гулял по городу, общался с французами, предпочитая их общество компании коллег. По нормам тех лет все это было не просто вызывающим, а тянуло на статью. В итоге, кстати, Нуриев ее и получил. Уже после того, как он принял решение остаться в Париже, советский суд заочно приговорил его к семи годам исправительно-трудовых работ в лагере строгого режима. А как же, за измену родине.
Так что терять Нуриеву было нечего. Вернись он домой, его бы все равно осудили. По существующей в те годы статье за мужеложство его могли с легкостью отправить за решетку. Благо свидетель у властей был- молодой танцовщик Соловьев, который жил с Рудольфом в одном номере в Париже. Соловьев в СССР вернулся. И через несколько лет ушел из жизни. При так и не выясненных обстоятельствах.
От руководства театра Рудольф узнал о том, что ему необходимо вылететь в Москву, на якобы правительственный концерт. Вся труппа летела в Лондон, где должны были продолжиться гастроли, уже был сдан багаж и началась регистрация на рейс. Нуриеву пообщали, что он присоединиться к коллегам чуть позже.
Он все понял правильно. И, оттесняемый сотрудниками посольской спецслужбы в сторону границы, сумел совершить свой великий прыжок к свободе. Имея при этом в кармане всего 36 франков.
Когда спустя год миллионым тиражом была опубликована его «Автобиография», он так скажет на ее страницах о своем решении остаться за границей: «Я принял решение потому, что у меня не было другого выбора. И какие отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом».
С Нуриевым тут же был заключен контракт труппой маркиза де Куэваса и уже 23 июня он танцевал партию Голубой птицы в балете «Спящая красавица». Всего месяц назад он танцевал эту же партию вместе со родным кировским театром на этой же сцене парижской Оперы. Все вроде бы было по-прежнему. И в тоже время все было совсем иначе. Да и «отрицательные последствия» не заставили себя ждать.
Не было привычных балетных классов, не было уверенности в том, что будет завтра – контракт с ним заключили всего на шесть месяцев. К тому же Нуриева теперь всюду сопровождали двое детективов, которые должны были охранять его от возможных происков советских спецслужб. Да и на душе наверняка было все более, чем непросто. От отца пришло письмо, в котором самым мягкими словами были обвинения в предательстве. А телеграмма от матери и вовсе состояла всего из двух слов: «Возвращайся домой».
Но не для того Нуриев рисковал жизнью, чтобы сдаваться. И он не прогадал. Уже в ноябре, всего через пять месяцев новой жизни, судьба уготовила ему встречу с легендарной Марго Фонтейн. Самой, пожалуй, известной балерине мира было на тот момент 43 года, Рудольфу – 24. Нуриев вспоминал о знакомстве с Марго: «С первой секунды я понял, что встретил друга. Это был самый светлый момент в моей жизни с того дня, как я оказался на Западе».
В Лондон Нуриев прилетел под именем Романа Джасмина. Но конечно же, его быстро узнали. После выступления Руди и Марго в “Лебедином озере” их вызывали на сцену 89 раз! Так родился самый великий танцевальный дуэт ХХ века.
Говорили, у Марго и Руди быстро завязался роман и Фонтейн даже родила ему дочь. Но, скорее всего, это всего лишь один из мифов. Марго была уже не в том возрасте и не в том физическом состоянии, чтобы родить. Но матерью она благодаря Нуриеву все-таки стала - самому Рудольфу. Между ними со временем действительно завязались самые трепетные отношения. Рудольф не раз летал через океан проведать смертельно больную Марго.
Но это произойдет потом. А пока, после триумфального выступления с Марго Фонтейн, 24-летний Нуриев был тут же зачислен в труппу Королевского балета, его стали приглашать выступить перед членами королевской семьи.
Для него вообще больше не существовало границ – ни территориальных, ни человеческих. Его друзьями становились самые известные люди мира – от актеров до глав государств. Как-то Нуриев оказался в Овальном кабинете в Белом Доме. Стоило Джону Кеннеди на минуту выйти из своего кабинета, как Рудольф уселся в президенское кресло и заявил своей подруге Джеки Кеннеди: “Я- властелин мира!”
И таким – знающим себе цену и не испытывающим страха перед самым неожиданным поступком - Нуриев был уже в балетном училище. Его однокурсница, Чукуртма Гудиашвили, рассказывала мне: «Никому и в голову не могло прийти, что Нуриев станет таким знаменитым танцовщиком. В училище Рудольф вообще не производил особого впечатления - обыкновенный прыщавый подросток, который постоянно щипал нас, девчонок. Раскрываться он начал только на последнем курсе, когда в нем что-то словно прорвало.
Мужским классом он занимался у Александра Пушкина, но часто приходил и на женский класс и удивительно ловко проделывал все па, которые танцевали мы.
Он был своевольным уже тогда. Его после училища оставили в Ленинграде. Я через год опять приехала туда, мне хотелось встретиться с друзьями. И на улице встретила Рудика. Он тогда танцевал в Кировском, ныне Мариинском театре. «Я сегодня танцую Принца в «Спящей красавице»,- сказал он мне. - Приходи». Я не поверила, а Нуриев настаивал: «Приходи и поверишь».
Я пришла и сразу увидела - он был первач в танце»...
За границей Нуриев танцевал по 200 спектаклей в год, получая за каждый выход на сцену громадные гонорары. По сути, он стал первой суперзвездой от балета. Даже когда Нуриев уже болел СПИДом и не мог танцевать, как прежде, зал все равно ревел от вострога, зрители готовы были выкладывать какие угодно деньги за то, чтобы только взглянуть на живую легенду.
Легенда была рукотворная и создана самим Руди. Откуда татарский юноша мог знать, как себя надо вести с прессой и телевидением? Но он знал и никогда не ошибался. Как-то он умудрился, едва ли не единственным в истории, одновременно дать интервью двум конкурирующим журналам – Time и Newsweek. Издания, вместе с посвященными Рудольфу обложками, вышли одновременно тиражом в пять миллионов.
Нуриев вкладывал деньги в недвижимость, антиквариат и коллекцию картин. Прохожие по набережной Вольтера, что напротив Лувра, могли вечерами сквозь освещенные окна квартиры Нуриева видеть шедевры мировой живописи, которые по ценности могли иной раз дать фору своми собратьям из здания на другом берегу.
Нуриев скупал акции и каждый вечер созванивался со своими финансовыми директорами, требуя отчета, покупал острова. Но вкусы при этом у него оставались прежними. Из еды он любил бифштекс и чай с лимоном. А любимым времяпровождением для него оставалась работа.
Собственно, ради этой возможности реализовать себя он и остался за границей. Свобода была нужна ему прежде всего для того, чтобы творить. Уже в 26 лет он как хореограф поставил «Раймонду» и «Лебединое озеро». А затем уже премьеры следовали одна за другой - «Дон Кихот» и «Спящая красавица», «Щелкунчик» и Буря».
Одной из его последних работ стала постановка балета «Ромео и Джульетта». Нуриев уже был серьезно болен, но то и дело говорил, что все его мысли только о новом балете. И болезнь на время отступила.
Знаменитый Ролан Пети рассказывал мне, как однажды зашел в гримерную Нуриева. И увидел, что все ноги танцовщика заклеены пластырем. Когда Рудольф принялся снимать пластырь, то вены вываливались из-под него, словно налитые водой шланги. Зрелище было ужасающим. Нуриев, поймав взгляд Пети, согласился, что работает на износ. Но при этом заметил, что смерти на сцене не боится. Наоборот, мечтает об этом.
Но умер он в больничной палате. Успев перед смертью навестить в Уфе старую мать, которую советские власти так и не выпустили к сыну. Когда Нуриев переступил порог дома, где не был двадцать семь лет, слепая женщина прошептала: «Мой Рудольф вернулся!»
О том, что он болен СПИДом, Нуриев узнал в 1984 году. И девять лет пытался победить болезнь. При этом говорили, что смертельный вирус он получил не во время бесчисленных походов по злачным заведениям мира, а во время банального переливания крови.
Когда стало возможно, в Париж к Рудольфу приехала сестра Роза. За окном стояли другие времена и железного занавеса больше не существовало. Роза, фактически, и стала душеприказчицей брата.
Гроб с телом Нуриева, облаченного во фрак и чалму, был установлен в парижской Опере, которой он руководил шесть лет. Собравшаяся на панихиду публика с удивлением смотрела на сидящую возле гроба женщину в черной одежде. Это была Роза Нуриева. Которая до этого так и не пустила в палату находящегося в беспамятстве брата никого из его близких .
Рудольфа Нуриева похоронили на русском кладбище Сен Женевьев де Буа под Парижем. Его укрытая ковром из разноцветной мозаики могила находится рядом с памятником другому великому русскому танцовщину Сергею Лифарю.
Прыжок к свободе перерос в красивый полет и длился тридцать два года. Всего или целых, если подобные определения уместны к неуловимому очарованию легенды, которую оставил о себе 54-летний татарин с австрийским паспортом, покоривший весь мир.
