ПОЙМАТЬ Юрия БАШМЕТА в Москве — дело практически нереальное. Он — профессор Московской консерватории, почетный академик Лондонской академии искусств, преподает в Академии Киджана (Италия) и в г. Тур (Франция).
— Юрий Абрамович, вы сейчас в Москву приехали в отпуск?
— Какой отпуск, что вы! Я вообще разучился отдыхать. Последний
раз отдыхал, когда меня мама вывозила к морю еще мальчишкой. Став взрослым, я всего один раз ездил в отпуск с женой. И все. Я заметил, что когда ничего не делаю, то мне даже физически становится плохо.
— Откуда же вы силу берете?
— А я ее не беру. Я, видимо, использую то, что есть. Иногда сам себе говорю: "Надо отдохнуть". А что это значит, сам не понимаю.
— И вам нравится такая жизнь? Вы, например, можете сказать, что будете делать 20 июня 2000 года?
— Сразу не скажу, надо заглянуть в дневник. А так у меня есть несколько дат, которые я всегда помню. Вот 23 марта 2000 года у меня будет концерт в Карнеги-холл. Я стараюсь не ставить гастроли слишком плотно. И после, например, американских концертов не планировать на следующий же день выступление в Москве. Хотя вот сейчас я прилетел всего на три дня и не могу не откликнуться на какие-то, не побоюсь этого слова, патриотические действа. Во мне это сидит
с детства. Несмотря на то что я был позже всех принят в пионеры и в комсомол, а в партии вообще не был. Но не подумайте, что я ставлю себе это в плюс. Наверное, такая мне счастливая судьба выпала, что никто не ставил ультиматумов: вступи в партию — и получишь концерт. Вот сегодня у меня благотворительный концерт в Кусково. Через такие вещи у меня происходит связь со страной, из которой я в свое время не уехал, чему рад. Человек, который уехал из России
и теперь вернулся, — внутренне все равно поломанный.
-
Для вас что-нибудь изменилось после того, как перестал существовать Союз?
— Ничего. Мне этот вопрос любят задавать на Западе. Я и там говорю, что у меня как было плотное расписание гастролей с 1975 года, такое же оно осталось и сегодня.
— Но теперь вы перестали зависеть от чиновников Министерства культуры, Госконцерта.
— Эти проблемы я быстро обошел. Понял простую истину: нельзя быть в долгу у Госконцерта. Осознать это мне помог Гидон Кремер. Помню,
я ехал в Западную Германию (у меня тогда даже не было своего фрака, и я одолжил его у Кремера) и, естественно, спросил у Гидона совета, как себя вести. Он объяснил, что, во-первых, я должен хорошо питаться, обедать в ресторане, во-вторых, отдыхать час после обеда и, в-третьих, не делать никаких подарков в Госконцерт. Я поступил так, как он говорил. И когда через много лет встретил женщину, которая работала тогда в Госконцерте, то узнал, что у них
было всего два человека, которые не привозили подарков: Кремер и я. И за это нас уважали. Но я пошел дальше и попросил зарубежных менеджеров присылать мне приглашения "вилкой" — одно в Госконцерт, а другое мне. Так что я всегда был в курсе того, где меня хотят видеть. А то ведь часто бывало, что чиновники посылали на гастроли тех, кого хотели, а приглашаемого артиста объявляли больным.
— С вами такое случалось?
— В своей жизни невыездным я был всего
три дня. Сейчас эта история выглядит смешной. Меня пригласил на гастроли ни много ни мало сам великий Караян. А если он сам присылал приглашение (теперь это называется контрактом), то это значило, что с этим артистом он знаком лично. И вот меня вызывают в отдел кадров консерватории и дают телефонную трубку, из которой слышится чей-то бас: "Когда вы познакомились с Караяном? Ах, вы не знакомы? Тогда почему он прислал приглашение именно вам? Видел выступление
по телевизору? Ну ладно. Мы подумаем. Скорее всего у вас ничего не выйдет. У нас существует практика помощи слаборазвитым странам. Но ведь Западная Германия не слаборазвитая". Вот так. А через месяц я со студенческим оркестром и Рихтером должен был ехать в Германию. И я оказался единственным, чей паспорт не выдали перед отъездом. Казалось бы — чего стоит заменить меня на другого исполнителя? Но Рихтер поставил ультимативные условия — он отказывался
ехать без меня и обещал в течение двух лет не выступать в Москве. Естественно, все решилось благополучно для меня.
— Имя Рихтера вообще проходит через всю вашу жизнь. У вас даже дачи рядом. А недавно вы стали художественным руководителем фестиваля "Декабрьские вечера", который 17 лет проходил под руководством Рихтера.
— Святослав Рихтер — это огромная книга в моей жизни. Если хотите, он был инопланетянином. Рихтера заметили все, но по-настоящему так
никто и не оценил. Самое главное, что в нем было, — это владение измерениями, не известными науке.
ЖИЗНЬ ВНЕ ВРЕМЕНИ
-
Вы верите, что все в жизни человека происходит по предопределению свыше?
— Конечно. Все в жизни мы пытаемся уложить в определенные рамки. Как-то обозвать любое событие. Но все в этой жизни имеет парность. Как человек создан — две руки, две ноги. И для меня все понятия складываются таким же образом. День и ночь. Самое интересное — это переход одного в другое, точки соприкосновения двух противоположностей. С понятием "судьба" тоже должно что-то быть
в паре. Вот талант. Он дается от Бога. Но к таланту должна прикладываться бережность. Я не имею в виду призыв "берегите таланты". Прежде всего я подразумеваю под этим то, что человек, наделенный талантом, сам должен его в себе беречь. Это очень сложный процесс. Понимаете, человек развивается оттого, что ведет себя авантюрно. От смелости, от слепой веры в себя. И это внедряется в человека не только через космическую судьбу, но и через родительские
гены. Нам дается стартовая энергия для пробы себя. Работать? Работать, конечно, надо. Это понятно. Но еще очень важно, какое влияние оказывает наше окружение.
— Но ведь талант просто так не дается. За него надо платить. И порой очень дорогой ценой. Как правило, человек одаренный редко бывает счастлив…
— А что такое счастье? Вот что вы предпочтете — быть богатым и не испытать любви или, наоборот, не быть миллионером, но быть любимым и любить? Я,
например, выбираю любовь. Это духовное богатство, которое нельзя оценить ни миллионом, ни миллиардом. То же самое в музыке. Благодаря музыке я прихожу (не каждый день, к сожалению) к таким состояниям, даже физическим, которые не передаются словами. Это нечто похожее на детское желание летать. Ты вдруг действительно начинаешь летать. Причем происходит это, как правило, в одиночестве. Но это одиночество с инструментом является одновременно общением
с миллиардами душ. Существует масса фантастических романов о машине времени. Но эта машина и вправду существует. Исполняя классику двухсотлетней давности, по сути, благодаря нотным знакам удается общаться с тем временем. Через композитора, даже ничего не зная о нем, можно общаться с менталитетом его времени. Занимаясь классической музыкой, оказываешься вне времени. И это ощущение неописуемо.
-Вы стали первым, кто сделал альт солирующим инструментом. Как было воспринято ваше решение? Палки в колеса не вставляли?
— Вся моя жизнь — это постоянное преодоление каких-то препятствий. Борьба. Но эта борьба не имеет ничего общего с дракой за место под солнцем. Сегодня мне не надо отвоевывать право выступить в Большом зале консерватории. Хотя раньше приходилось сражаться и за это. В истории нашей страны сольные концерты на альте никто не играл.
И сделать это в Москве мне не разрешали. Я ходил на приемы к директору зала, в филармонию. И везде мне отвечали: "Почему мы должны вам давать зал? Ведь у вас даже звания нет". Что мне оставалось отвечать? Не мог же я воскликнуть: "Я самый лучший!". Я не должен оценивать сам себя. Потому что я вне сравнения. Как, впрочем, и все люди. Задача каждого — делать свое дело как можно лучше и не думать об оценках.
— У вас есть что-нибудь, за что вы себя не
любите?
— Да я себя люблю в принципе. Могу за что-то поругать, но быстро отхожу.
— Мы уже привыкли к несколько демоническому образу Юрия Башмета. Вы специально стремились создать такой имидж?
— Ничего неестественного в моих длинных волосах нет. Когда я мальчишкой играл на гитаре песни "Битлз", длинные волосы были в моде. Так и осталось. Однажды я пришел в гости к Рихтеру, и Святослав Теофилович сказал: "Юра, вам так идут длинные волосы". А его оценка
для меня свята. Так и хожу. Насчет же демонического образа, то вы не первый, кто мне говорит об этом. Я даже как-то просил знакомого экстрасенса проверить мое биополе — черное оно или белое. И он меня успокоил: "Белее не бывает".
— Вы суеверный человек?
— Да. Но это проявляется просто. Я, например, не люблю говорить о своих планах. Хотя у меня есть какая-то взаимосвязь с неведомыми силами. Мне нельзя о ком-то плохо думать, нельзя на кого-то не так
смотреть. Но это есть в каждом. Надо это либо культивировать, либо не думать об этом. Мне один экстрасенс рассчитал, что я мог бы добиться успеха еще в трех направлениях, кроме музыки. И одно из этих направлений — деятельность экстрасенса. Когда я был маленьким, то сумел дома повторить то, что делал врач на сеансе медицинского гипноза. И девочка, которую я гипнотизировал, уснула. Правда, я потом не знал, как ее разбудить.
— Юрий Абрамович, вы боитесь
смерти?
— Наверное, как и любой человек, который носит в себе знание этого факта. Но надо бояться не смерти, а беспомощности.
— Вы верите, что после земной жизни душа не умирает?
— Я не верю. Я знаю. С этим вечным миром я ощущаю связь. Через мать, которой уже много лет нет. Мы будем существовать и после смерти. Правда, не знаю, в каком виде.
июль 1999 г.
хуйня блять сука полная
ОтветитьУдалить