"МЕМУАРЫ ФРЕЙЛИНЫ ИМПЕРАТРИЦЫ..." ОТРЫВКИ

Перед тем, как увидела свет книга "Мемуары фрейлины императрицы...", несколько историй Тамары (Татули) Гвиниашвили, правнучки и дочери главных героинь книги, были мною опубликованы.

Сейчас, когда "Мемуары фрейлины императрицы...." входит в рейтинг самых популярных книг Москвы среди мемуарной литературы, мне кажется, вспомнить истории моей грузинской знакомой будет особенно интересно.
История Первая вошла в книгу "Мемуары фрейлины..."
А Вторая - "8 марта на кофейной гуще"-  нет, книга уже была сдана в печать.
Кстати, именно воспоминания Тамары (Татули) Гвиниашвили завершают вторую часть "Мемуаров фрейлины императрицы..."
Судьба Татули и ее семьи легла в основу документального фильма "Бабо", который я снял летом 2009 года.
Премьерный показ ленты состоялся осенью 2011 года в рамках Международного фестиваля авторского кино в Батуми.
Закадровый текст читает Нани Брегвадзе.
Со временем я обязательно выложу фильм на своем сайте.
А пока - две истории от Тамары Гвиниашвили, урожденной Дадиани- Масхарашвили.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

Это было давно, еще до войны с немцами. Жил в Тбилиси такой парень, Мустафа Шелия. В 1939- м году он учился в девятом классе Первой школы, когда его арестовали. За то, что он не с тем выражением посмотрел на фотографию Калинина.

Это было накануне войны. Но через три месяца выпустили.

В июне 41-го года началась война. Прошло время и на фронт стали призывать даже учеников десятого класса. Мустафа как раз учился в 10-м классе - после освобождения он восстановился в девятом и, соответственно, через год был в десятом. Моего брата Георгия тоже призвали в армию из десятого класса. Но отправить их на фронт сочли недостойными. Георгия - так как он был сыном троцкиста. А Мустафу - как только что вернувшегося из тюрьмы, где он находился по политической статье. Их распределили в рабочий батальон.

Мы столкнулись на вокзале, на проводах наших ребят в армию. Мустафа увидел меня и кивнул друзьям и родным: «Вот кто будет моей женой!»

Через пару месяцев он неожиданно вернулся в Тбилиси. А вскоре его опять арестовали: он позволил себе что-то не то сказать. Мустафа понял, что на этот раз несколькими месяцами заключения не отделается. И увидев по пути в НКВД приближающийся к нему грузовик, снял с себя пальто, набросил его на троих чекистов, которые его вели, а сам запрыгнул в кузов. И скрылся.

Весь город был окружен, но поймать Мустафу так и не удалось. Оказалось, что по дороге он спрыгнул с грузовика, забежал домой к своему другу Мерабу, занял у его матери деньги и исчез.

Об этом нам с мамой рассказала мать Мустафы. Она, кстати, тоже, когда видела меня, то гладила по руке и приговаривала: «Будешь моей невесткой». Но я каждый раз одергивала руку: «Ни за что!»

Мустафа прятался то у друзей в Тбилиси, то в лесу. При этом он постоянно подкарауливал меня и делал подарки. То встретит возле Верийского базара, подарит розу и, сказав, что любит, убежит. То неожиданно выйдет из остановившейся машины, подарит мешочек с конфетами и маленьким букетиком фиалок и опять скроется.

Как-то встретил меня возле школы. На мне был красный берет.

-Не носи этот берет. Я не люблю красный цвет.

-Мало ли, что тебе не нравится. А я очень даже люблю.

У меня к Мустафе не было никаких чувств. О чем я ему прямо говорила. Но он продолжал ухаживать. Оджнажды провожал меня вечером до дома. Я тогда носила прическу со шпильками. И одна из шпилек упала на тротуар. Так Мустафа остановился и начал искать ее. На улице уже темно было, время военное, фонари не горели. Я сказала, чтобы он не обращал внимания на эту шпильку, Бог с ней. Да и опасно это, его же искали.

Но Мустафа, пока не нашел мою пропажу, осветив дорогу зажигалкой, не тронулся с места.

-Терять шпильку - плохая примета. Поклонника потеряешь. А я не хочу, чтобы ты поклонника теряла.

В это время в Тбилиси была организована подпольная группа «Белый Георгий». Ее финансировали грузинские эмигранты. Немцы тогда были на подступах к Кавказу и задачей этой группы было подготовиться к входу немцев. Они же обещали, что вернут Грузии независимость.

Мустафа был членом этой группы. Как и мой троюродный брат Мераб. У членов группы было много денег. Часто они приглашали нас, девушек, в гости. Кутежи были в квартире у Гоги Цулукидзе, нашего родственника. Для военного времени у них было изобилие: ящики чурчхелы, горы рахат-лукума. Нам нравилось там бывать, они нам еще потом и с собой сладости давали. А о том, что это опасно, как-то не думалось. На эту квартиру приходил и Мустафа...

Однажды Мераб предложил мне и моей подруге пойти в кино. Я обожала смотреть фильмы и с удовольствием согласилась. Мы сели на троллейбус и поехали. Когда мы не сошли на проспекте Руставели, где было много кинотеатров, я удивилась. Но Мераб с улыбкой ответил: «Мы едем на улицу Плеханова, там все поймешь». Приехали мы, купили билеты в ложу и сели смотреть фильм. Вдруг в середине сеанса в ложу заходит Мустафа. Я не успела и слова сказать, как он положил мне на колени огромный букет цветов и исчез...

Так продолжалось три года. В один из дней мой брат Георгий пришел домой и рассказал, что Берия дал приказ бросить все силы, чтобы поймать Мустафу. А вечером мама предпредила меня, что к нам приходили двое молодых людей и спрашивали меня. «Я знаю всех твоих друзей в лицо, а этих ребят видела в первый раз», - сказала мама.

Я тут же выбежала на улицу и напротив нашего подъезда увидела двоих друзей Мераба. Оказалось, они принесли мне письмо от Мустафы: «Прочитай и дай ответ». Я открыла конверт. Мустафа писал, что собирается уйти через горы в Турцию и просит меня пойти вместе с ним. Когда друзья советовали ему, чтобы просто он взял и похитил меня, Мустафа отвечал: «Нет, с этой семьей я так поступить не смогу. Пусть она сама принимает решение».

Я так испугалась этого письма, что даже не дочитала его до конца. Сунула листы бумаги в руки дожидавшимся ответа юношам и сказала, чтобы они оставили меня в покое. Я боялась за маму и за Георгия, мало ли, как могло на них сказаться моя переписка с Мустафой. Тогда я еще не знала, что у него хранится моя фотография, которую он выкрал у наших родственников.

Но через пару часов возле Дома связи я встретила Мераба, который подошел ко мне, отозвал в сторону и строго сказал: «Вот тебе бумага. Пиши или отказ, или согласие уйти с Мустафой. А то он без этого отказывается уходить».

По паспорту Мустафа - это его настоящее имя - был Леваном Туркия. И я написала: «Леван, оставь меня в покое. Не думай обо мне. Я сама еще не разобралась в себе и своих чувствах. Подумай о себе и устраивай свою жизнь». Но написала, видимо, с какой-то симпатией. Смелость Мустафы не могла не нравиться мне. Хотя никаких серьезных чувств у меня к нему не было...

4 ноября 1942 года нас с мамой пригласили в гости. Но у меня было такое плохое настроение, что я не захотела идти. И мама тоже осталась дома. А утром она меня разбудила: «Если ты все знала, то могла бы и мне об этом рассказать».

Я в недоумении - о чем она говорит. Мама объяснила, что утром к нам прибежала Манана, моя подруга. И закричала: «Мустафу убили!» Оказалось, в него выпустили 14 пуль. И в кармане нашли мою фотографию.

Днем ко мне пришел Мераб с просьбой спрятать револьвер и деньги. Я отказалась, так как боялась за своих родных. К тому же в нашем доме одни чекисты жили. Как я переживала из-за того, что ответила отказом. Но брат понял меня. И рассказал, что только что арестовали их общего друга, который приносил мне письмо от Мустафы. «Если тебя арестуют, - предупредил меня Мераб,- ничего не скрывай. Говори правду».

Ушел и вскоре его арестовали. Правда, пистолет и деньги он успел спрятать в другом месте.

Я стала собираться на занятия в Университет. Торопилась, словно хотела побыстрее уйти из дома. И в этот момент раздался стук в дверь. Я открыла ее и первое, что увидела - красную книжечку удостоверения чекиста. Меня вызывали на допрос. Маме я оставила записку: «Меня забрали, если не вернусь - значит, это арест».

Допрос вел молодый следователь Габуния. Кроме него в кабинете находился еще один человек. Я сидела перед ними бледная, в косынке.

-Вы Тамара или Татули? - задал мне Габуния первый вопрос.

- Для друзей - Татули, а по паспорту - Тамара.

Он покачал головой и принялся перелистывать толстую папку, которая, как оказалось, была моим личным делом.

-Почему у вас по всем предметам пятерки, а по марксизму четверка?

Второй мужчина недовольно заметил: «С чего ты допрос начинаешь!»

Но Габуния никак не отреагировал на эти слова. Он продолжил листать дело, периодически приговаривая: «Да-а», «Да-а». А меня  в этот момент больше всего волновала судьба письма, которое я через Мераба отдала Мустафе. Порвал он это письмо или сохранил, есть оно в моем деле или нет.

Пока я думала обо всем этом, следователь достал из папки листок бумаги и повертел им перед собой. Я успела разглядеть, что это мое письмо. Значит, Мустафа его не уничтожил.

- От кого из ваших поклонников вы получали письма? - задал очередной вопрос Габуния.

Второй мужчина опять недовольно проговорил: «Как ты ведешь допрос?!»

А я ответила:

- Я понимаю, кого вы имеете в виду. Я получила письмо от Левана Туркия.

Потом выяснилось, что я поступила единственно верно. На моем деле было написано: «Если ответит правду - отпустить. Если начнет скрывать - арестовать». Об этом моему дяде потом рассказал тот следователь. Они встретились через какое-то время в Кутаиси. Оказалось, что они были одноклассниками.

Габуния спросил у дяди, где тот теперь живет. Дядь ответил, что живет с сестрой и племянницей Татули. Тут Габуния воскликнул: «Так это твоя племянница? Передай ей, что я ее спас от 10 лет ссылки. Я нарочно показал ей письмо, чтобы она не начала что-нибудь придумывать».

...Когда я вернулась домой, то почти не узнала маму. Она за один день постарела на много лет, а ее лицо было искажено отчаяньем. Она думала, что я уже не вернусь.

Меня потом еще несколько раз вызывали на допрос. Как-то следователь, уже другой, так придвинул ко мне свой стул, что я подумала, что он начнет меня пытать, как в свое время моего отца. Папе на пальцы ног ставили ножку стула, на который тут же садились. Боль была жуткая.

Но меня не мучали. Зато пытались заставить подписать бумагу о том, что я буду сотрудничать с НКВД. «Ты знаешь, какое у тебя прошлое? Ты дочь троцкиста! Ты обязана!» Но даже если бы меня расстреляли прямо в кабинете, я бы не согласилась. Ответила, что как гражданка Советского Союза обязательно сообщу, если узнаю что-нибудь антисоветское, но подписывать ничего не буду.

Тогда меня пробовали шантажировать. Указывали на шаги за дверью и говорили, что это идет Мераб, который уже все подписал. Я все равно отказывалась. А никакой Мераб в итоге в кабинете так и не появлялся.

Допросы длились по многу часов. Однажды я вышла из здания НКВД и увидела на улице внука Каталикос- Патриарха Грузии Калистрата Цинцадзе с друзьями. Они так удивленно на меня посмотрели: что я делала в таком месте.

Я вся в переживаниях вернулась домой.

-Мама, что они обо мне подумают? Что я доношу?

-Не говори глупостей.

Потом, кстати, сами чекисты говорили, что у Мустафы было две жены - одна я, а другая Нина Ферер, невестка патриарха Цинцадзе.

Но у нас с Мустафой ничего не было. Я ему даже дотронуться до своего рукава не позволила.

Я, видно, настоящая Рыба. Такая была холодно-отстраненная к ухаживаниям Мустафы. Хотя он умел ухаживать. Розы присылал, полевые цветы, которые я очень люблю, дарил.

Когда я узнала о том, что Мустафы больше нет, то заплакала. Жалко его стало, ведь он был хорошим...

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. 

8 марта 2012 года пришел поздравить с праздником свою любимую знакомую.

Ей 88 лет, но ее памяти я завидую каждый раз. Всегда, когда мы встречаемся, она рассказывает удивительные истории о своей жизни.

Вот и сегодня, предложив мне выпить кофе, она вдруг улыбнулась. И начала вспоминать...
Это случилось ровно шестьдесят лет назад.
Уже больше года 500 семей из Грузии находились в Казахстане в ссылке.
Время делает свое дело и кое-как ссыльные сумели устроиться. Выгребли из землянок, где до этого жил скот, с помощью обложек от книг грязь и стали жить.
В одной из землянок поселилась девушка Нино. Ее выселили из Тбилиси вместе с маленьким братом, который очень скоро погиб, выпив грязную воду из арыка.
Нино замкнулась в себе. И единственное, что ее - как это не покажется странным- отвлекало, были гадания на кофейной гуще.
Каждый вечер в землянку к Нино приходили грузинки и она предсказывала: одним - долгожданное письмо, другим - грустные вести из дома.
За первый год ссылки у Нины перебывала, кажется, вся Грузия. Так называли между собой казахи высланных в степь грузин.
Не ходила в землянку только Татули. Ее выселили из Тбилиси со старой матерью и братом. И она больше всего боялась услышать от Нино, чьи предсказания обычно сбывались с точностью до слова, что-то страшное о матери.
Но однажды Нино заболела. И получилось, что кроме Татули, никто не мог в тот день пойти и помочь ей.
На календаре было 8 марта 1952 года.
Татули пришла, навела  в землянке порядок. И спросила Нино, что та хотела бы на обед. Женщина ответила, что мечтает только о чашке кофе.
Конечно, Татули тут же все приготовила. Но едва она принесла кофе больной землячке, как та обратилась к ней с неожиданной просьбой:
-Умоляю тебя, Татули, переверни чашку. Хочу тебе погадать на кофейной гуще.
Девушка подчинилась. И услышала предсказание:
-Вижу его на пороге. Вдвоем из Казахстана уедете. И случится это совсем скоро.
В ответ Татули заплакала: она услышала то, чего боялась больше всего. Ведь судя по словам Нино, мать Татули должна была умереть, а она сама вместе с братом уехать из ссылки.
...На следующий день в землянку Татули принесли телеграмму: "Добился твоего освобождения. Скоро вылетаю".
Отправителем был молодой скульптор Тенгиз, с которым Татули познакомилась незадолго до высылки в Казахстан. Кроме нескольких походов в кино и романтических разговоров между молодыми людьми ничего не было. А потому Татули меньше всего ожидала, что Тенгиз начнет хлопотать об освобождении своей "невесты".
Мало того, для Татули было очень важно, как он подпишет свою телеграмму. Потому что решила для себя: если бы он осмелился поставить в конце "целую", между ними все конечно. Но Тенгиз написал - "с уважением".
Потом Татули узнала, что Тенгиз был представлен к Сталинской премии за проект памятника академику Иванэ Джавахишвили, основателю Тбилисского университета.
Но в комитете по премиям ему прямо сказали: "Найди себе другую невесту и награда твоя. Иначе о премии забудь".
Тенгиз свой выбор сделал.
Вскоре мужчина появился в Казахстане. И увез свою Татули в Грузию.
Ее мать и брат оставались в ссылке чуть больше года.
После смерти Сталина в 1953 году едва ли не все ссыльные получили телеграммы "Поздравляем с днем рождения". На почте даже удивлялись: "Что это вы, грузины, все в один день родились?"...
- Вот и не верь после этого в кофейные гадания! - улыбнулась мне калбатони Татули.
И предложила еще одну чашечку кофе...