МАРИНА МСТИСЛАВОВНА — единственная в нашем театре и кино, кто не дает интервью. Не играет в это, а на самом деле не общается с журналистами. А если делает исключения, то все равно остается загадкой.
Умением отвечать на вопросы, ничего, по сути, не говоря, Неелова даст фору любому дипломату. Не зря же она является женой посла Российской Федерации в Нидерландах Кирилла Геворгяна.
Причину своего нежелания отвечать на вопросы представителей прессы актриса сформулировала в разговоре со своим давним приятелем Юрием Ростом — в одном из трех-четырех интервью, данных ею за всю свою жизнь.
— Марина, — спросил Рост, — почему ты не хочешь, чтобы я задал тебе несколько вопросов про твою жизнь?
— А потому, Юра, что для меня это почти то же самое, что вместе со зрителями пройти через подъезд, потом в пальто отправляться сквозь сцену, а потом появиться в роли. Занавес в театре был придуман не зря. Он охраняет тайну. И мне кажется уместным эту тайну сохранить.
ИСТОРИЯ ДЛЯ ГЛЯНЦЕВЫХ ЖУРНАЛОВ
КТО-ТО из критиков однажды заметил, что жизнь Марины Нееловой — это идеальная история для глянцевых журналов. На первый взгляд это действительно так. И все-то у нее получалось, и все-то ее мечты воплощались. Захотела стать актрисой — стала, захотела студенткой сняться в кино (что было категорически запрещено) — снялась. И так далее и тому подобное… Впрочем, судите сами.
Пришла девочка в пять лет в Кировский, ныне Мариинский, театр города Ленинграда, в котором родилась. Давали балет «Щелкунчик», который так ее поразил, что она тоже решила стать балериной. И хотя несмотря на занятия в хореографическом кружке судьба привела Неелову на драматическую сцену, балериной она все-таки стала.
По крайней мере, сама Марина Мстиславовна так говорит о своем детстве. Во время прошлогодних гастролей театра «Современник», в котором она служит вот уже более тридцати лет, в город Красноярск состоялся творческий вечер актрисы. Среди зрителей нашелся находчивый почитатель таланта Нееловой, который догадался записать ее выступление.
«Часто вспоминаю, — рассказывала актриса со сцены, — как я первый раз попала в театр, мне было лет пять. Шел балет «Щелкунчик». Я вошла в зал, села в бархатное кресло, и передо мной открылась потрясающая картина, в которую я абсолютно верила. Балерины на тонких ножках на пуантах, в легких пачках выбегали на сцену. Весь зал смотрел на них с восторгом, сверху сыпались цветы. С балконов, отовсюду летели эти цветы, ими была засыпана вся сцена. «Боже, — думала я, — какая прекрасная жизнь! Вся в цветах!» Тогда я решила, что буду балериной. С утра до вечера что-то представляла перед зеркалом: красиво махала руками, надевала такие ботиночки без ранта, они были вместо пуантов.
Прошло много лет. Мы с театром поехали на гастроли в Америку. За 40 дней сыграли 40 спектаклей. Для репертуарного театра это очень трудно, а мы привезли всего два — «Три сестры» и «Крутой маршрут». 28 раз мы сыграли «Три сестры». 28 раз я, Маша, была покинута Гафтом, который изображал Вершинина, 28 раз умирала от любви. А публика — чисто американская, никаких наших эмигрантов. И на первых же фразах она вдруг начинает смеяться. Там, где российский зритель даже не улыбнулся бы, они гомерически хохочут.
Мы в недоумении: артисты — все в слезах давно, а американцы умирают от смеха. Потом нам объяснили: раз в программке написано «комедия», значит, надо смеяться. Вот зал и старается. Но постепенно наступила тишина, затем слышим — кто-то всхлипывает. А когда спектакль закончился — повисла страшная и очень длинная пауза.
Мы опять ничего понять не можем. Пауза — потому что они потрясены? Или это так ужасно, что они даже хлопать не хотят? И вдруг зал встал и на нас обрушился гром аплодисментов. И сверху, отовсюду посыпались цветы. Мы стояли с огромными охапками, а цветы все летели и летели. А я думала: «Боже мой, наконец-то я балерина!»
В ТЕАТРАЛЬНЫЙ — ЧЕРЕЗ ВИТРИНУ
ЧЕМ не глава для глянцевой истории? А вот еще одна — о поступлении Нееловой в театральный институт.
«Как-то мы с мамой шли по Васильевскому острову, мне было лет 9. В киоске продавали фотографии разных артистов. Тогда была такая мода — покупать фото артистов, а еще — меняться ими. Я этой страсти никогда в жизни подвержена не была, а тут вдруг ткнула пальцем и попросила: «Мама, купи». И ладно бы я выбрала артиста потрясающей красоты — Тихонова, Стриженова, Ларионова, Самойлова… Но я почему-то захотела купить Василия Меркурьева. Когда мама отворачивалась, я на него смотрела, прижимала к сердцу. До сих пор эта фотография у меня.
Пролетели годы. Я собралась поступать в театральный институт. Причем была в себе совершенно уверена, у меня был большой репертуар. Когда мама приводила меня на работу, оставляла там с кем-то, то, возвращаясь, она всегда заставала одну и ту же картину. Вокруг — небольшая толпа, а я читаю стихи. Мама с ужасом спрашивала: «И давно она так?» — «Да часа полтора уже», — отвечали ей. Ну действительно — репертуар был большим. И потом, я так любила театр, что совершенно искренне полагала — а кто, если не я?
И вдруг в институте я обнаружила, что вокруг ходят красивые девочки. Высокие, стройные — с фигурами, глазами, волосами. А я рядом — такого общипанного, задрипанного вида. Я была худа, как штатив у микрофона. И никаких выдающихся мест у меня практически не было. Мне всегда говорили: «Ну хватит стоять на руках, встань на ноги». Ноги — как руки. Я заходила в лифт, но он этого не чувствовал и никуда не ехал. Приходилось подпрыгивать — лифт догадывался: «О, кто-то вошел» — и начинал двигаться.
Позже, когда познакомилась с Константином Райкиным, мы друг другу часто плакались в жилетку. Он показывал мне письма от «добрых» зрителей, они писали: «Вам не только на сцене — на улице показываться не стоит». Костя смотрел на меня и утешал: «Эти ноги, они у тебя так извиваются-извиваются… Не знаю, мне нравится». Я тоже говорила ему, что он прекрасен.
Но во время поступления такого товарища у меня не было. Совершенно неожиданно для себя я узнала, что на очередной тур надо прийти в купальном костюме. Пришла, ноги буквально заплела, чтобы они сошлись хотя бы. Вызывают по 10 человек. Мы стоим, а эти иезуиты внимательнейшим образом на нас смотрят: кто-то очки снимает, кто-то надевает. Рядом со мной — фигуристая красавица с глазами и ресницами. Как какое-то пособие: какими артисты быть должны, а какими не должны.
Я стою — униженная и оскорбленная, даже не как лошадь, как ослик Пржевальского. И понимаю — комиссию надо брать чем-то невероятным, несусветным. Нам дают задание — изобразить, будто мы моем окна. Все моют маленькие окна — практически форточки. А у меня было та-акое окно — этой сцены не хватит, видимо, какая-то американская витрина. И я бегала из конца в конец и вытирала ее всем телом. Поскольку я перед комиссией все время мельтешила, они смотрели только на меня, туда-сюда головами крутили. Короче, этот тур я проскочила. И к какому педагогу, вы думаете, я поступила? К Василию Васильевичу Меркурьеву! Для меня он всегда оставался самым красивым человеком и самым блистательным актером».
ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ
И СНОВА, несмотря на множество перипетий, все у Нееловой складывается благополучно. Но это в ее монологе, рассказанном с удивительным юмором, присущим Марине Мстиславовне. В жизни реальной не все получалось легко, не все складывалось сразу, не все из задуманного воплощалось. Для любой актрисы, а уж тем более такого масштаба, как Неелова, главное — играть. А у нашей героини последняя театральная премьера состоялась несколько лет назад в спектакле Кирилла Серебренникова «Сладкоголосая птица юности» по пьесе Теннеси Уильямса.
Страдает ли Неелова из-за отсутствия новых ролей? Ответ на этот вопрос знает она сама и, следуя собственным принципам, никому о нем не расскажет. Не зря же она во время одной из радиопрограмм сказала:
«Я привыкла плакаться в свою собственную жилетку». А на вопрос одного из радиослушателей о радостях частной жизни ответила: «Почему хорошо выгляжу? Наверное, потому, что я очень добрый человек. Честно говоря, редко смотрюсь в зеркало — только когда прихожу на спектакль и сажусь в гримерке. А что касается радости жизни: она в каждой минуте, в способности воспринимать ее такой, какая она есть, и радоваться тому, что она такая. Есть радость от того, что утром иду на репетицию, а вечером играю в спектакле.
Счастье — это когда ты читаешь интересную книгу, знаешь, что тебя ждет интересная работа, рядом с тобой сидит твой ребенок, на траве резвится твоя любимая собака, а вечером вся семья соединяется, садится за одним столом и все болтают и рассказывают друг другу о том, как прошел день. По крайней мере, иногда я думаю, что счастье именно в этом».
Популярный телеведущий Вадим Верник, которому посчастливилось взять интервью у актрисы, рассказывал, как непросто ему было общаться с Мариной Нееловой. Впрочем, такой большой художник, как Неелова («Она может все», — говорит Никита Михалков, мечтающий поставить все чеховские пьесы с участием актрисы), имеет право позволить диктовать собственные условия при общении с журналистом.
«Я бы хотела избежать вопросов, на которые не знаю ответа, — сказала тогда Вернику Марина Мстиславовна. — Если же этот вопрос решать на очень узкой территории нашей профессии, то, конечно, я бы хотела избежать плохих ролей, неудач, провалов, но ведь так не бывает, что говорить об этом! Я бы хотела обладать в достаточной степени тем чувством юмора, которое помогает посмотреть на какую-то ситуацию через его призму, — улыбнуться, а не заплакать, и перепрыгнуть через лужу, которая только что казалась морем. Я уверена, что человек должен пройти через разные испытания, чтобы познать полноту жизни. Потому что только через огорчения приходит к нам истинное счастье, а ощутив потери, мы понимаем, что такое обретения.
Говорят, что способность сомневаться — хорошее качество для актрисы, но чувство постоянного сомнения изводит меня, почти никогда не давая полной свободы. Кто-то сказал: «Нужно прожить много лет, чтобы почувствовать себя молодым». По-моему, это очень точная формулировка. Может быть, это прозвучит чуть парадоксально, но чем больше я узнаю о своей профессии, тем меньше я о ней знаю и тем меньше я умею. Учась в институте, я не сомневалась, что могу все. Теперь я почти не сомневаюсь в том, что не могу ничего, кроме того, что уже сделала. Мне бы хотелось испытать такое состояние, которого я в себе не знала раньше, мне бы хотелось самой удивиться».
P.S. …Марина Неелова живет сегодня на два города — Гаагу и Москву. В российской столице ее ждет родной театр «Современник». В главном городе Нидерландов — муж и 19-летняя дочь Ника, студентка Королевской академии изящных искусств.
Но об этих деталях Неелова говорить не любит. Почему? Как-то ее попросили прочесть любые пришедшие на ум стихотворные строчки. И она произнесла:
Знаете, всех волос мне дороже
Волос один с моей головы.
И идите вы, и вы тоже,
И вы тоже, и вы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий