В ОГРОМНОМ старом доме на Садовой-Каретной улице, что неподалеку от Концертного зала им. Чайковского, десять лет назад жил невзрачный с виду старичок Сергей Михайлович. Мы оказались соседями: квартира, которую я тогда снимал, находилась рядом с его — на одной лестничной клетке. Выполнив пару раз какие-то необременительные поручения, я получил приглашение в гости, где впервые в жизни увидел… машину времени, которой оказалась его небольшая двухкомнатная квартирка. Все стены того уютного жилища — от пола до потолка — были увешаны пожелтевшими черно-белыми фотографиями. С одной из них смотрела стройная благородная дама с оголенным животиком, прикрытым огромными жемчужными бусами. Ее пышную прическу поддерживал платиновый обруч, тонкие руки в золотых браслетах были приподняты и, заложенные за голову, обнимали красавицу.
Замечательный сосед
ПОЙМАВ мой взгляд, Сергей Михайлович улыбнулся: «Это Матильда Феликсовна. Не узнаете?» Ну откуда я мог узнать по фотографии знаменитейшую Матильду Кшесинскую? «Я ведь был знаком с ней, — продолжал сосед. — Вы, наверное, думаете, что я выжил из ума и собираюсь рассказать о мамонтах, на которых ездил на охоту? А ведь ее, — старик вплотную подошел к портрету и коснулся рамки, — не стало всего тридцать лет назад. Матильда Феликсовна не дожила всего несколько месяцев до своего столетия и до последнего дня находилась, что называется, в здравом уме и трезвой памяти. Я познакомился с ней в 1958-м, когда труппа Большого театра ездила на гастроли в Париж. Это была моя первая поездка за границу. Перед отъездом нас долго инструктировали о возможных провокациях и недопустимости общения с представителями белой эмиграции. Но я молодой был, самонадеянный и не побоялся заговорить после одного из выступлений с женщиной, которая, прислонившись к стене «Гранд-опера», почти в голос рыдала, что-то приговаривая по-русски. Конечно, я поначалу не понял, кто передо мной. Но когда услышал адрес, продиктованный странной парижанкой водителю авто, до которого я ее проводил, то на мгновение потерял дар речи. Сами представьте: на дворе 1958 год, у нас Хрущев с Мавзолея Ленина рукой машет, а тут на полном серьезе просят довезти до дома: 16-й округ, особняк Матильды Кшесинской. Ну а когда женщина назвалась Матильдой Феликсовной, мои губы сами потянулись к ее руке. В фильмах-то видел, как обращались с почтенными дамами в царское время».
— Вы что, и дома у нее были? — не поверил я.
— Ну не упускать же такую возможность. Нашим, конечно, ничего говорить не стал. Но на следующий день отправился по записанному на клочке бумаги адресу. Я ведь бывал в доме Кшесинской в Ленинграде. Не у нее самой, конечно, а в музее. В ее питерском особняке располагался музей: в 1917 г. там какое-то время Ленин с Крупской жили, Коллонтай работала. Я, кстати, рассказал об этом Матильде Феликсовне. Она сразу погрустнела: «Если бы не этот дом, Сергей, может быть, был бы жив». «Ваш муж?» — спросил я. «Да вы ничего не знаете, — неожиданно улыбнулась хозяйка дома. — Хотя все правильно, мне говорили, что упоминать мое имя в России до сих пор небезопасно. Нет, ваш тезка не был мне мужем. Великий князь Сергей Михайлович до конца своих дней оставался моим самым близким другом…»
Телеграмма с того света
МАТИЛЬДА Феликсовна позвонила в небольшой медный колокольчик, вызвала прислугу и попросила принести чай. «Или, может быть, вина? — обратилась она ко мне. — Хотя правильно, что перед выступлениями вы не пьете. Я в день спектакля вообще ничего не ела. Оставалась до полудня в постели и не позволяла себе даже глоточка воды. Вам это действительно интересно? Ну что ж, мне есть что вспомнить. Особенно сейчас, когда сказка, которой была вся моя жизнь, закончилась после смерти моего благоверного — великого князя Андрея Владимировича. Вы, кстати, знаете, что перед вами — светлейшая княгиня Романовская-Красинская? Эту фамилию и титул мне даровали после бракосочетания с Андреем. Мы вместе с ним и моим сыном уехали из России в 1920-м, а через год обвенчались в русской церкви в Каннах.
Я поначалу отвергла предложение великого князя Андрея Владимировича стать его женой. Предать великого князя Сергея Михайловича, который оставался в России, я не могла. Тем более что эмигрировать он не успел в какой-то степени и из-за меня: остался в Петрограде освобождать мой дом от большевиков, одновременно собираясь перевести на заграничный счет вырученные от продажи драгоценностей средства. Увы, все напрасно. Сергей Михайлович ведь тоже делал мне предложение. Но тогда я отвергла его из-за великого князя Андрея Владимировича, в которого была влюблена и от которого — я никогда не делала из этого секрета — родила сына Вовочку. Сергей знал, что не он является отцом ребенка, но все равно помог организовать роды и даже дал Володе свое отчество. Мать Андрея была категорически против нашего брака, так что по воле Господа Вовочка — правнук Александра II (Андрей был его внуком) — стал по бумагам правнуком Николая I (чьим внуком был, соответственно, Сергей).
Фактически у Володи было два отца — родной и неродной. Сергей Михайлович поздравлял его с каждым днем рождения. Последнюю поздравительную телеграмму мы получили в 1918 г., которую, как оказалось, Сергей отправил за месяц до своей гибели. Его вместе с другими Романовыми арестовали и сослали в Алапаевск, где они и были уничтожены: их сбросили в шахту. Но великий князь не стал дожидаться смерти и набросился на охранников, за что был на месте расстрелян. Когда в Алапаевск вошел Колчак, останки невинно убиенных достали и предали земле. На теле Сергея Михайловича нашли медальон с моим именем. Только когда в Париже мне передали этот медальон, я поверила, что Сергея больше нет. Тогда-то и состоялась наша свадьба с великим князем Андреем.
Вы, кстати, ничего не слышали о судьбе праха великого князя Сергея? Я так и думала, просто на всякий случай спросила. А вдруг? Должны же бренные останки найти свой последний приют. После отступления Колчака гроб с телом Сергея Михайловича перевезли в Пекин. Но я так и не успела туда съездить. В 41-м началась война, сын попал в концлагерь, надо было выручать. А в 1945-м Маньчжурию заняли советские войска, и могила исчезла.
Но я все равно чувствую, что Сергей не оставляет меня. Представляете, через год после свадьбы с Андреем, когда я уже именовалась княгиней Романовской-Красинской, мне доставили телеграмму, в которой было всего несколько слов. «Страшно за тебя переживаю. Если сможешь, будь счастлива. Мечтаю только об этом. Сергей». У меня случился нервный срыв. И хотя потом прояснилось, что из-за перебоев в работе почты мы получили запоздавшую корреспонденцию, для меня это был знак. Я чувствовала себя виноватой перед Сергеем. Он мог бы быть счастлив с одной из великих княжон, за которой ухаживал. Но когда пошли слухи об их возможной свадьбе, я попросила его прекратить ухаживания и тем положить конец неприятным для меня разговорам. А сама обожала Андрея.
Теперь со мной нет и Андрея. А знаете, меня ведь упрекали, что я совращаю молоденького князя. Он же был на шесть лет младше меня. После встречи с ним я окончательно поверила в знаки. В первый же вечер нашего знакомства великий князь Андрей Владимирович во время обеда облил красным вином мое новое платье.
Вообще, молодой человек, — раскрасневшаяся то ли от чая, то ли от воспоминаний, Матильда Феликсовна выглядела немного утомленной, — мой вам совет: учитесь читать знаки. Тот, кто обладает этой способностью, дарованной на самом деле каждому, и хочет правильно прожить свою жизнь, обязательно будет счастлив.
Вообще я вам скажу, что каждый имеет в этом мире то, что он хочет. Только хотеть надо сильно, по-настоящему. Я прощаюсь с вами, дорогой Сергей. Спасибо, что вы вчера подошли ко мне. С вами я снова окунулась в свою прежнюю жизнь. И еще раз поняла, что прожила ее счастливо. Когда у вас появится такая возможность, передайте это вашим друзьям».
— Вы передали кому-нибудь слова Кшесинской? — спросил я.
— А как же? Только что.
P. S. «Генералиссимус русского балета», как называли Матильду Кшесинскую, похоронен в одной могиле с великим князем Андреем Владимировичем под Парижем на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Незадолго до смерти танцовщице приснился странный сон, который она категорически отказалась пересказать кому бы то ни было. Только записала в дневнике, который вела до последнего дня: «Все прояснилось». Перед тем как на гроб с телом Матильды Феликсовны навсегда опустилась дубовая крышка, на лице Кшесинской появилась улыбка. Эта женщина умела читать знаки.
Комментариев нет:
Отправить комментарий