МАЙСКИМ вечером 1947 года в Театре имени Ленинского комсомола давали «Сирано де Бержерака». Народу, как обычно, — полный зал. И, как всегда, успех. Восторженные лица зрителей, цветы, аплодисменты. Исполнители главных ролей — Иван Берсенев и Татьяна Окуневская — с благодарностью раскланиваются. Вдруг зрительный зал на мгновение замер: к ногам Окуневской двое рослых мужчин вынесли корзину c 200 черных роз. Такого не видел даже суперпопулярный «Ленком»…
Встреча 1. Маршал Тито
В ГРИМЕРКЕ актриса отыcкала среди роз записку: «Они срезаны не моими руками, но с тех же кустов несколько часов назад… Я беспрерывно думаю о вас, и не сможете вы совсем выбросить меня из сердца». «Ну конечно же, — улыбнулась про себя Окуневская, — это от Тито. «Не сможете выбросить из сердца». Да разве это вообще возможно — не то что забыть, а хотя бы несколько минут не помнить о таком мужчине?»
С правителем Югославии Татьяна Кирилловна познакомилась в 1946 году во время ее гастрольной поездки по стране, югославы с восторгом принимали ее фильм «Ночь над Белградом». Через несколько дней в свою загородную резиденцию Окуневскую пригласил и сам маршал Тито. Машина доставила ее прямо к дворцу короля, который теперь занимал Тито. Актриса вспоминала: «Калитка, за ней шагает мне навстречу маршал в штатском, с садовыми ножницами и только что срезанными черными розами. У ноги — красавица-овчарка, впившаяся в меня глазами.
— А вот мы сейчас проверим, как вы ко мне относитесь. Если плохо, Рекс разорвет вас на части у меня на глазах.
— А Рекс не может продемонстрировать, как вы относитесь ко мне?
— Может! Видите, как он не сводит с вас глаз…»
Следующая встреча советской кинозвезды и знаменитого маршала состоялась в Москве во время официального визита Тито в СССР. На устроенном в «Метрополе» банкете маршал пригласил Окуневскую на танец. «Наконец-то я держу вас в своих объятиях! — шептал он во время вальса. — Я думал, что никогда не дождусь вас, даже моя разведка не могла выяснить, где вы. Прошу вас, продолжайте улыбаться и выслушайте меня, другой возможности поговорить с вами у меня нет… Вы мне непреодолимо нужны, я ни жить, ни существовать без вас не могу, это уже давно, когда я увидел вас в войну в «Ночи над Белградом». Я приглашаю вас в Хорватию, мы построим для вас в Загребе, который вам так понравился, студию, вы будете сниматься, с кем вы хотите, язык преодолеете, а на первых порах вас будут озвучивать. Я все продумал…»
Но сказка, впрочем, как и все в этой жизни, имеет обыкновение заканчиваться. Маршал уехал в Югославию. И хоть и продолжал регулярно присылать Окуневской огромнейшие корзины роз на каждый ее спектакль, дальнейшие отношения были вряд ли возможны. Причин этому была масса. И замужество Окуневской, которая на момент встречи с Тито уже несколько лет как являлась супругой известного в те годы писателя Бориса Горбатова, было последней из них. Горбатов, кажется, наоборот, был счастлив видеть у своей супруги таких выдающихся ухажеров. На официальных приемах, на которые знаменитая супружеская чета приглашалась все чаще и чаще, Горбатов нарочно пропускал жену вперед и с удовлетворением наблюдал за произведенным эффектом.
Актриса все понимала, прекрасно знала цену своему браку, но изменить ничего не могла. Во время одного из банкетов Окуневская услышала в свой адрес злобное: «Продажная сука продала свою красоту и талант цековским холуям». Услышала и… стерпела. Потому что по сравнению с тем, что произошло с ней в таинственном особняке в Вспольном переулке, подобные высказывания были цветочками…
Встреча 2. Берия
ОДНАЖДЫ актрису пригласили принять участие в кремлевском концерте. Заехать за ней должен был народный комиссар внутренних дел Берия. Точно в назначенное время возле дома актрисы остановился черный лимузин. «Из машины вышел полковник и усадил меня на заднее сиденье рядом с Берия, — вспоминала Окуневская. — Он был весел, игрив, достаточно некрасив, дрябло ожиревший, противный серо-белый цвет кожи. Оказалось, мы не сразу едем в Кремль, а должны подождать в особняке, когда кончится заседание. Входим. Полковник исчез. Накрытый стол, на котором есть все, что только может прийти в голову.
Я сжалась, сказала, что перед концертом не ем. Он начал есть некрасиво, жадно, руками. Пьет вино, пьянеет, говорит пошлые комплименты, какой-то Коба меня еще не видел живьем. Спрашиваю, кто такой Коба. «Ха! Вы что, не знаете, кто такой Коба? Ха! Это же Иосиф Виссарионович». Наконец, в три часа ночи он объявил, что заседание «у них» кончилось, но Иосиф так устал, что концерт отложили. Я встала, чтобы ехать домой. Он сказал, что теперь можно выпить и что, если я не выпью этот бокал, он меня никуда не отпустит. Я стоя выпила. Он обнял меня за талию и стал подталкивать к двери и, противно сопя в ухо, тихо сказал, что поздно, что надо немного отдохнуть, что потом он меня отвезет домой. И все, провал».
Встреча 3. Мужья: Борис Горбатов и Митя
КОГДА о произошедшем узнал Борис Горбатов, то, по словам Окуневской, заволновался, забегал мелкими шажками, затылок налился кровью, что-то залепетал. И в результате не он, а она вынуждена была его успокаивать.
Представить себе двух более непохожих людей, чем Окуневская и Горбатов, сложно. Да и с первым мужем, студентом режиссерского факультета ВГИКа, любимым учеником Эйзенштейна, оставшимся для всех всего лишь «Митей», Татьяну связывала скорее не любовь, а юношеская страсть. Незадолго до смерти, несколько лет назад принимая в своей уютной однокомнатной квартирке на улице Нижняя Масловка автора этих строк, Окуневская сказала, что главной ее ошибкой было нарушение заповеди, которую ей преподал отец: «Выходить замуж за людей своего круга». С Митей она познакомилась «благодаря» Гоге — странному молодому человеку, ассистенту режиссера, заприметившему молодую девушку, студентку чертежных курсов, на улице и пригласившему ее на съемки. В том фильме Окуневскую так и не сняли (оператор хотел, чтобы роль досталась его супруге, и на пробах даже не стал включать кинокамеру, дабы не тратить понапрасну пленку). Но Гога сумел добиться расположения отца будущей актрисы и пригласил ее в гости к себе в Тбилиси, где едва не изнасиловал, представив своим родителям Татьяну как жену. Единственным человеком, кто пришел на помощь неопытной девушке, и стал тот самый Митя, от которого несколькими годами позже она родит дочь.
Тот брак распался сам собой. У Окуневской почти одновременно арестовали отца, бабушку, двоюродного брата. В этот момент на ее пути и возник тогда подающий надежды, а впоследствии известный писатель, секретарь Союза писателей СССР Борис Горбатов.
«Мужа я никогда не любила, — скажет потом Окуневская. — Сначала не поняла этого. Горбатов был из чуждой мне среды — другие привычки, взгляды, чувства. Почему не ушла, когда поняла это? А как содержать семью? Продавалась? Да, продавалась. Ради мамы, дочери. Пусть в меня бросит камень, кто без греха. Когда стала зарабатывать, хотела уйти, он божился, что изменится, вставал на колени, клялся в вечной любви. Не хватило мужества оставить его. Я думаю, что любовь надо принимать как высочайший подарок от Бога. Друзья, знакомые, богатство, бриллианты, собаки, лошади — все это меркнет перед любовью. Любовь только от Бога!
Вот я встретила в лагере человека. В лагере! Где ни взглянуть, ни дотронуться нельзя. Ничего! И в первый же момент между нами что-то прошло, как ток от высокого напряжения. Мне тогда поручили организовать в лагере театральную группу, этот человек был в ней. Упаси боже, чтобы кто-нибудь что-нибудь заметил: его бы немедленно убрали и послали бы на лесоповал. Он тайком передавал мне свои стихи. И только однажды… Нас вели на концерт. Зима. И вдруг повалил снег. Такой крупный, хлопьями, какой увидишь только в Большом театре. Как в сказке. И сразу конвой:
— Стой! Стрелять будем!
Мы встали. Перед глазами снежная пелена. Руки своей не видно. Я стою. Он рядом. И вдруг так спокойно его мягкие губы слышу. Слышу. Такое нежное объятие. Это длилось, по-моему, несколько лет, не меньше. Мы застыли. Все исчезло, если бы мы даже голые на снегу стояли, мы бы этого не заметили. И конечно, попали бы в карцер. Но вот моя приятельница, увидев, что снег начинает редеть, так тихо взяла и просунула между нашими лицами руку в варежке. И все. На этом все закончилось.
В нашей любви был один-единственный поцелуй, который я, если бы прожила триста лет, никогда не смогла бы забыть. Он остался в моей душе, сердце, теле. Один-единственный поцелуй».
Во время нашей встречи Окуневская сделала признание, в тот момент поразившее меня своей жесткостью: «Когда я узнала, что моя лагерная любовь — Алеша — умерла, я обрадовалась. Потому что я познала любовь и не успела в ней разочароваться. Ведь если мужчина начинает помогать женщине готовить, стирать, ходить по магазинам, он перестает быть Мужчиной».
P.S. В марте 2004-го актрисе Татьяне Окуневской исполнилось бы 90 лет. Татьяна Кирилловна «примеривалась» к этой дате задолго. Во время нашей встречи, состоявшейся незадолго до ее кончины, она повторяла: «Вы задаете такие вопросы, а мне ведь почти девяносто».
Жила Татьяна Кирилловна в однокомнатной квартире неподалеку от станции метро «Динамо». Из мебели в ее квартире были лишь шкаф, письменный стол, софа и небольшое кресло. «Татьяна Кирилловна, что это у вас за бюст на шкафу стоит? Александр Блок?»- спросил я тогда.
— Все так думают. А это философ Марк Аврелий. У меня в квартире всего две ценные вещи — этот деревянный бюст и мой портрет. Узнаете? Это я в молодости. Вы же видели фото моей дочери? Мы с ней совсем не похожи — ни внешне, ни внутренне.
Меня ведь многие считают сумасшедшей. У меня был поклонник — молодой профессор, который ждал, когда я вернусь из лагеря, не женился. Сейчас он уже академик. Дочь говорила мне: «Ты с ума сошла. У него дача, две машины, квартира. Выходи за него и будешь жить беззаботно». А у меня тогда не было ни кола ни двора. Но я на него посмотрела, и меня чуть не вырвало. Как же я могла бы жить с таким человеком?
Вы ведь знаете, моим мужем был писатель Борис Горбатов. А Валя Серова, с которой я служила в «Ленкоме», была замужем за Константином Симоновым. И наблюдения за нашей жизнью, которая то и дело переплеталась, хватило, чтобы многое понять. Хотя я вообще человек абсолютно безграмотный. Даже не знаю, что творится в моей башке. Никогда не могла читать философские книги, меня от них просто мутило. Беру толстенную книжку Ницше — и не могу, даже храпеть начинаю. Недавно мне друзья подарили две книги русских пословиц. Прочитала и обомлела просто. Оказывается, вся мировая мудрость может поместиться в две книги. Ну например, пословица «Не кидай камень в стеклянную крышу соседа, если у тебя самого такая же крыша». Если бы все это знали, разве вели бы себя так безобразно?
— А каким был Симонов?
— Костя? Мы с ним познакомились и подружились, когда нам было по 20 лет. Нам тогда нечего было делить. Он вообще-то не был ужасным человеком. Он был коммунист. И этим все сказано. Жесткий, карьерист железный. Никогда не делал то, что могло как-то помешать его карьере. Не могу сказать, что талантливый. Скорее способный. Хотя стихи писал очень плохие. «Жди меня» — пожалуй, одно из худших. Проза у Симонова гораздо лучше. Он знал и понимал войну. В отличие от Горбатова. Этот был тупицей. Его «Непокоренные»- банальная книга, как дважды два четыре. Я, конечно, читала его книги. Но знаете как? Как в анекдоте. Здоровый дебил изнасиловал пятилетнюю девочку, и на суде его спрашивают, как он мог такое совершить. А дебил отвечает: «Как-как. Насилую и плачу, насилую и плачу». То же самое и я.
Костин брак с Серовой тоже не был идеальным. Он изменял ей, она — ему. Самой красивой парой были Александров и Орлова. Интеллигентной какой-то. Мне кто-то рассказывал, как попал на прелестную дачу Орловой. Она там все так оформляла, какие-то цветочки, занавесочки. В то время, когда мы были нищими, это все казалось раем. А после ее смерти и смерти Григория Васильевича их родственник все сдал в аренду, свалив вещи Орловой в кладовку. Так страшно… Я с Любовью Петровной общалась только по работе. Хорошо помню ее. Изящная, мягкая, очень способная. Она была отличной опереточной актрисой.
Я вообще была знакома со многими талантливыми людьми. С Раневской познакомилась, когда снималась в «Пышке». Фаина была очень интересным существом. Не гений, как ее пытаются сейчас выдавать, но довольно талантлива. В последние годы жизни у нее была какая-то сволочь-домработница, которая забирала у нее все деньги за то, чтобы два раза в день вывести на прогулку ее песика. Такая наглая! У Раневской помимо актерства было особое мышление, с которым, что бы она ни играла, все было интересно. Сегодня все торгуют ее высказываниями, пишут о том, что она была лесбиянкой.
— Врут?
— Я помню, как в перерывах между съемками «Пышки» я переодевалась и вдруг в гримерку вошла Раневская. Я инстинктивно, словно появился мужчина, попыталась прикрыться. Хотя тогда о лесбиянстве ничего не знала. Но это мои ощущения шестидесятилетней давности. Что теперь об этом говорить? Вот напишу продолжение своей книги, обо всем узнаете. (Книгу Окуневская так и не закончит. — Прим. ред.)
— Вторую часть назовете «Татьянин век»?
— Это как получится. Мне скоро девяносто, а там — посмотрим. Кстати, после выхода моей книги многие на меня обиделись. Некоторые до сих пор не разговаривают. Вокруг меня всегда были интриги. Даже сегодня и то плетут бесконечные сплетни. Но я ведь старуха, кому я нужна?
— Может, не могут простить откровенности?
— Я всегда говорила только то, что думала. Из-за этого и страдала. Когда ко мне приходят мои оставшиеся «окуневки» (так звали появившихся еще до войны поклонников актрисы. — Авт.) и спрашивают, почему я не держала язык за зубами, отвечаю, что тогда я была бы не я. И разве лучше бы стало от того, что мы с ними встречались бы не в этой комнате, а в огромных хоромах депутата Верховного Совета, пятижды народной артистки СССР, девятижды лаурета всех премий? И они не задают больше таких глупых вопросов.
Я прожила жизнь так, как считала нужным. И довольна ею. Тяжелая ли это штука — жизнь? Очень. Кто-то из умных сказал, что характер человека — это его судьба. Я-то до этого доперла своим деревенским умом. А по жизни так оно и есть. Существуют десять библейских заповедей. Вот их и надо соблюдать. И все».
Тогда, провожая меня до лифта, Окуневская неожиданно попросила: «Если вы будете писать обо мне, ни в коем случае не называйте меня «великой» и «гениальной». Можете написать все, что угодно. Даже то, что я на старости лет стала проституткой. Только не пишите, что я гениальная актриса. Кто я? Просто счастливая женщина, прожившая свою жизнь так, как считала нужным. И ни о чем не жалеющая».
Комментариев нет:
Отправить комментарий