Мне довелось несколько раз встречаться с Михаилом Михайловичем. Первый раз я отправился к нему лет пятнадцать назад, преследуя "тайную" цель - расспросить об Иосифе Бродском, которым тогда увлекался. И Козаков не только рассказал о поэте, но и прочел его стихи.
Потом я делал с ним еще одно интервью. Номер был уже подписан, когда я по глупости решил позвонить актеру и прочитать текст. Был уверен, что Козаков похвалит интервью, а я возьму и скажу: "Читайте завтра утром в газете!" Но Михаил Михайлович от сделанной мною записи нашего разговора пришел почти в бешенство и потребовал снять текст, пусть даже верстку газеты придется затребовать обратно из типографии.
Это я сделать, конечно, не мог даже чисто физически. И интервью было опубликовано. А я потом несколько месяцев прятался от Козакова, когда оказывался с ним в одном театре или на премьере кино. Но однажды спрятаться не удалось.
Столкнувшись с Михаилом Михайловичем, я приготовился выслушать в свой адрес все, что угодно. И был поражен, когда Козаков сказал: "Игорь, я хочу перед вам извиниться. Интервью получилось очень хорошим. Мне потом звонила вся Москва и хвалила. Так что я был неправ. Спасибо вам".
После этого я стал частым гостем в доме Козакова на Ордынке. Он рассказывал о родителях; о "дяде Толе" Мариенгофе, друге Есенина; о том, как снимал свой великий - я в этом убежден- фильм "Покровские ворота". Обо всем этом я, наверное, когда-нибудь напишу отдельно.
А пока - тот самый текст интервью, из-за которого поначалу было загублено столько нервных клеток.
За окнами стоял август 1998 года, в стране только что случился дефолт. В магазинах начался нездоровый ажиотаж, с прилавков буквально сметали все продукты.
Козаков угощал меня хлебом с маслом (почему-то все были уверены, что завтра наверняка опять начнется голод) и когда я отказывался, говорил: "Не беспокойтесь, у меня еще есть"...
"КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ?"
РАНЬШЕ у меня было маленькое частное дело, которое можно было бы назвать "антрепризой". Говорю обо всем в прошедшем времени не случайно. Я не знаю, что будет со всеми нами завтра. Как и все вокруг, мой театр под угрозой. И возникает закономерный вопрос: как жить дальше? Ведь все то, что я планировал, теперь оказалось под угрозой срыва.
Можно долго сравнивать ситуацию в России до 90-х и после. Когда мне задавали вопрос, какое время мне нравится больше,
я отвечал анекдотом: "Какие ноги вам нравятся больше — толстые кривые или тонкие кривые?" Мне, да и не только мне, совершенно ясно одно. То, что произошло этой осенью, — вещь, к сожалению, не случайная. У нас была создана паразитирующая экономика.
Мы превратились в банановую республику. Дешевле купить еду за границей, чем произвести ее здесь. Дешевле купить машину, чем ее сделать. Как же еще называть экономику, которая занимается только перепродажей
и ничего не производит сама?
Согласен, наш театр — это капля в море. Но и в этой капле при желании можно увидеть все противоречия сегодняшней жизни. В искусстве попрежнему жива старая прогнившая система.
Я не хочу, чтобы мой монолог выглядел, как жалобы турка. Один я прожить всегда смогу. Но у меня семья — жена, девятилетний сын Мишка, дочери вообще только три года. И дело моей жизни — антрепризное ли, телевизионное — вполне реально, что будет уничтожено!
Лично у меня ничего не изменилось в жизни. Та же квартира на Ордынке, дачи как не было, так и нет. Как у прежних моих жен не было бриллиантов, так и у Ани их нет. Так что я остался в том же режиме, в каком жил и раньше. Только работать в свои 64 должен больше, чем в молодости.
И при этом я, человек, в общем-то, независтливый, никак не могу понять, как люди, уже давно ничего не делающие в искусстве, не занятые работой, играют в казино, ездят на джипах.
Догадываюсь, что все это делается не на честно заработанные деньги. Все эти бесконечные тусовки, на которых все, словно сошедшие с ума, одаривают друг друга признаниями "ты — гений" и "ты — гений". Награждают друг друга эпитетами "великий", "гениальный", "легенда". Сошли с ума. Клянусь, это болезнь, которая на медицинском языке называется манией величия.
"БОГ — ЭТО СОВЕСТЬ"
СЕГОДНЯШНЯЯ ситуация напоминает мне операционную, в которой врачи склонились над больным и долго размышляют, что делать, а он тем временем умирает. Я далек от рецептов, что спасет Россию. Но понимаю одно: каждый человек, в том числе и мы, называющие себя людьми искусства, должен задуматься над тем, как спасти то дело, которым мы занимаемся. Если оно честно, конечно. Надо задуматься над тем, как спасать свою душу. Иначе искусство жестоко отомстит.
Пушкинский Моцарт задает вопрос: совместимы ли гений и злодейство? Ладно, о гениях не будем. Но совместимы ли талант и подлость?
Практика показывает, что совместимы. Можно, даже успешно прожив жизнь, почувствовать
"месть" искусства, в каком-то метафизическом смысле.
Почему после жизни о ком-то остаются легенды, а о другом быстро забывают? Не зря говорят, что время все расставляет на свои места. И муза, если позволительно употребить такое слово, брезглива. Она отворачивается от человека, художника, когда он начинает нарушать законы нравственности.
Если вы хотите понять, почему у художника ничего не получается или его творения мертворожденные, ищите корень в
его поведении.
На мой взгляд, участие актеров в агитационных поездках накануне очередных выборов, за которые они получают хорошие деньги, — безнравственно. Единственный способ уберечь себя — это не участвовать во лжи. Я говорю о своей среде, а не о политиках, которые безнравственны по своей природе.
Сегодня реально все — и фашизм, и гражданская война. Я не политик и не экономист. Я — обыватель, честный, надеюсь, человек и хозяин своего ремесла. Ни
на какую другую роль я никогда не претендовал. Поэтому могу уповать только на Господа Бога и на какую-то позитивную энергетику, которая поможет всем нам выстоять. Вы обращали внимание, что у нас всегда есть ощущение упускаемых шансов, всегда есть желание употребить сослагательное "бы"? Если бы Николай II не вмешивался в Первую мировую, если бы Ленин… Так можно продолжать до бесконечности. Но зачем постоянно говорить о прошлом, когда у нас есть будущее
и думать надо в первую очередь о нем?
У меня нет ни капли сожаления, что я вернулся из Израиля на Родину. И больше уезжать я не хочу. Я всегда хотел жить только в России и очень надеюсь дожить здесь до конца своих дней. Даже живя в ТельАвиве, я просил в случае смерти отправить меня в Россию. Хочу быть похоронен в могиле отца, на Введенском кладбище.
Я — человек грешный, у меня немало грехов. И в минуты депрессии все эти грехи наваливаются. Бог — это
совесть, и главное — не потерять ее.
У меня масса недостатков, трудный характер. Но я знаю только одно: жить надо по чести. И по заповедям. Согласен, соблюдать их непросто. К сожалению, и мне приходилось их нарушать. Не могу сказать, что я, например, ни разу не возжелал жену ближнего в молодости. Но я не врал, никого не убивал, не подстрекал.
Мы могли бы (заметьте, опять "бы") обсуждать с вами нюансы "Гамлета", которого я сейчас репетирую у Штайна.
Но какой, к черту, "Гамлет", когда в стране такое творится?!
У меня был хороший друг, поэтфронтовик Давид Самойлов. В конце восьмидесятых мы с ним выступали в Пушкинском музее, и Давид прочел:
"Трудна России демократия
Не тем, что мнений разнобой,
А тем, что возмечтала шатия
Вести Россию за собой.
Ложь убедительнее истины
Для тех, кто ждет, разинув рот.
О том, что те пути убийственны,
Узнаем позже, в свой черед".
Это было написано в 1989 г. Зал вздрогнул и недоуменно посмотрел на поэта. Что это было — прозрение? предвидение? Понимайте, как хотите...
Комментариев нет:
Отправить комментарий