Мой разговор с народной артисткой России состоялся во время второго акта «Бесов». Блистательно отыграв свои сцены, актриса ждала выхода на поклоны, курила и довольно откровенно отвечала на вопросы.
— ОДНА из ваших последних ролей в «Современнике»- спектакль «Бесы». Достоевский говорил, что это роман о худших чертах человека, от которых надо избавляться. Вы от чего избавились, играя этот спектакль?
— Пан Вайда, режиссер спектакля, сказал мне, что моя Мария Лебядкина — единственная, у кого нет ни одного беса. Так что я ни от каких плохих своих черт не избавилась.
— А вы как к себе относитесь — стремитесь меняться или живете по-американски и принимаете себя такой, какая вы есть?
— Любой человек меняется. Даже давая интервью, ты уже становишься другим. А насчет американцев… Я не знаю, как вы к ним относитесь. Но в жизни по их нормам — идиотскому стремлению к здоровому образу жизни, когда все резко начинают худеть или пить много воды, чтобы моча была прозрачной, — ничего хорошего нет. Массовый идиотизм отрицает индивидуальность. В Америке ведь и не мог возникнуть такой писатель, как Достоевский.
— Для вас стремление к здоровому образу жизни — это идиотизм?
— Мне кажется, каждый человек должен сам для себя решать, как жить, что есть и что пить. А вообще, когда неделю болеешь, уже ничего не хочется…
— По-моему, именно тогда как раз и понимаешь, что важнее здоровья нет ничего.
— Ну не знаю. Я вот неделю отболела, температура под 38, а у меня премьера за премьерой. Может, это какое-то испытание? Бесы выходят? Зато я поняла, что для меня сейчас самое главное — нормальный человеческий отдых.
— Когда он вам предстоит?
— По плану должен быть летом, после закрытия сезона в театре. Но у меня не получится — буду сниматься в кино. Так что об отдыхе остается только мечтать.
— А я думал, что вы, как любая состоявшаяся актриса, мечтаете только о новых интересных ролях.
— Вы считаете меня состоявшейся актрисой? Вот спасибо. Я-то до сих пор в этом не уверена. Меня ведь все время ругает критика. О работе в спектакле «Мурлин Мурло» писали так, что мне было стыдно подходить к доске с рецензиями. Про «Пигмалион» говорили, что мы, мол, так и знали, что она не сможет хорошо сыграть, повторяется, мол, и все такое. А уж как ругали за «Играем… Шиллера!», я и пересказывать не берусь. Все это не позволяет почувствовать себя состоявшейся актрисой. К тому же у меня до сих пор нет ни одной театральной премии.
— Но публика-то вас обожает. Больше же никто не кричит вам из зрительного зала «Убирайся со сцены!», как кричали ревнивые поклонницы ваших партнеров вначале?
— Такого больше не кричат. Но оценки зрителей по-прежнему порой то удивляют, а то и пугают. У меня уже целая коллекция «зрительских реакций». Помню, играли мы «Двое на качелях». Открывается занавес, я, вся такая счастливая, выхожу и вдруг замечаю женщину, которая прямиком направляется к сцене. Подходит, ставит к моим ногам кипу каких-то книг и грозно говорит: «Лена, зачем ты портишь такую замечательную роль? Лучше почитай». Хорошо, что мой партнер нашелся, взял эти книги, бросил их за кулисы и продолжил спектакль. Я и не помню, как доиграла его. В антракте решила посмотреть, что за книги мне рекомендовали прочесть. Оказалось, какую-то техническую литературу. А та женщина таким образом демонстрировала свою ревность к моему партнеру. Но бывают, конечно, и трогательные моменты. Так, в финале спектакля «Крутой маршрут» об ужасах сталинизма, когда мы на сцене стоим за решеткой, один из мужчин в зале заплакал: «Простите нас».
А еще один раз во время того же «Крутого маршрута», когда мы, по замыслу Галины Борисовны Волчек, поставившей этот замечательный спектакль, стояли на сцене с алюминиевыми мисками и делали вид, что едим из них, громко ударяя о дно алюминиевыми же ложками, кто-то из зрителей подошел к сцене и попросил: «Дайте поесть». Я снова была в шоке, но одна из артисток взяла его под руку и увела… Вообще на эту тему можно много рассказывать.
— Вы часто задаетесь вопросом, как бы сложилась ваша жизнь, если бы вы вернулись в Харьков из Москвы, не поступив в театральный?
— Иногда думаю об этом. У меня была бы, наверное, банальная женская судьба — вышла бы замуж, родила бы детишек.
— Родители ваши по-прежнему на Украине живут?
— Да. У меня отец военный. Еще во времена Советского Союза его пригласили в Харьковское военное училище преподавать тактику. Для нас, проживших много лет в Сибири, Харьков тогда показался раем — тепло, люди радушные. Так мама с папой там и остались. Сейчас им, конечно, тяжело. Пенсия маленькая, возраст.
— А чего в Москву не перебираются?
— Квартира, дача — жалко оставлять. Да и не одни они — у меня брат там. Вообще в том возрасте, в котором находятся мои родители, не так просто менять жизнь. Вот у Валеры (муж актрисы Валерий Шальных, актер «Современника».- Прим. авт.) мама, поскольку была одна, легко переехала из Свердловска в Москву.
— Вы как-то сказали, что на нашем телевидении много грязи, крови, глупости. Вы себя не чувствуете ответственной за это?
— Вы говорите о ток-шоу, которое я веду?
— Да. Оно же не добавляет интеллектуальности нашему ТВ. Такая вечная жвачка — он изменил ей, она изменила ему.
— Вот если бы вы были фанатом нашей программы…
— Увы, как-то не сложилось.
— А зря. Вы бы тогда увидели, что и там бывают умные люди. Вот вы говорите «жвачка», а ведь у нас звучат интересные мысли. Наша программа заменяет посещение психоаналитика. Я вот никому не могу открыться. Только себе и подружке. А это накапливается в человеке. Вы представьте себе женщину, которую бьет муж.
— Но это же смешно, что она станет рассказывать об этом в программе. Вы — подружке, а она — стране.
— Нет , вот вы представьте себе — ее бьет муж. Вы даже представить себе не можете, скольких женщин бьют мужья! Но они молчат. А тут приходит женщина и рассказывает. И зрители хоть какой-то выход, может, найдут. Понимаете?
— Понимаю, но не верю.
— Но хочется же верить.
— А еще вы говорите, что вас раздражает криминал на экране — стрельба, убийства. А в «Каменской» этого добра тоже навалом.
— Зато в нашем сериале все преступления раскрываются. Столько уж сказано о милиции, что они и оборотни, и все такое… Но стоит случиться какой-нибудь беде, как человек набирает… Какой там у милиции телефон? 01?
— Вы счастливый человек, Лена, раз не знаете. Телефон милиции — 02.
— Ну да. И ему помогают. Хочется же верить, что есть такая Настя Каменская, ее коллеги.
— А вы верите?
— У нас два раза машину угоняли, и два раза находили, так что верю. Хотя меня как-то остановил милиционер и долго пытался выяснить мою личность — у меня не было с собой документов. После этого я перестала верить.
— ЛЕНА, вы сегодня о каких несыгранных ролях жалеете?
— Трудно сказать… Пожалуй, только о том, что Никита Сергеевич Михалков утвердил не меня, а Ингу Дапкунайте на роль своей жены в «Утомленных солнцем».
— Жизнь бы тогда по-другому сложилась?
— Ну конечно. А еще очень жалею, что не буду играть в спектакле «Чайка», который сейчас ставит Кончаловский. Он предлагал мне роль Аркадиной. Но из-за двух премьер в родном театре мне пришлось отказаться.
— Насколько вы свободный человек?
— Что касается театра, то здесь я человек несвободный. У меня ни разу не было мысли отказаться от того, что дают. Хотя в принципе я, конечно, могла это сделать. А в кино… Стараюсь выбирать лучшее из худшего.
— Я почему спросил вас о свободе? Представил себе ваш день: утром — репетиция, вечером — спектакль, а потом еще и интервью.
— Да, а в перерывах я успеваю еще записать свои телевизионные передачи.
— Тем более. Получается, себе вы не принадлежите?
-Почему? Я все стараюсь делать так, как мне удобно. Вот с вами, например, встречаюсь во время второго акта, когда моя героиня больше на сцене не появляется.
— Вы довольно востребованная актриса — театр, кино, телевидение. И наряду с поклонниками наверняка растет и армия завистников. Вы как-то сказали, что скоро броня от завистников у вас станет крепче, чем у папиного танка. И как броня, покрепчала?
— Думаю, что да. Я человек живой и реагирую на все. Но если раньше мне становилось больно от каких-то обидных слов и я долго переживала, то теперь ко всему отношусь спокойнее. Перестала наконец съедать себя.
— У нас и в театре, и в кино очень много Яковлевых. У вас никогда не было мысли поменять фамилию?
— Когда я снималась в картине «Плюмбум, или Опасная игра», режиссер Вадим Абдрашитов предлагал мне это сделать. Но я перевела все в шутку. А недавно узнала, что фамилия и имя человека влияют на его судьбу. Так меня, наверное, какие-то высшие силы уберегли от ошибки. Я и замуж когда выходила, даже в мыслях не держала изменить фамилию.
— У вас с Интернетом какие отношения?
— Да никаких.
— А я в Интернете наткнулся на сайт «фото голой Яковлевой».
— Как это?
— Просто три слова — «фото голой Яковлевой». Я кликнул.
— Ну-ну, и что там?
— Не открылся.
— Может, давнее что-то. Я по молодости шалила… А теперь, Игорь, извините. Мне пора.
— Я, кстати, не задал вам ни одного вопроса про «Интердевочку». А вы, помнится, обещали приз журналисту, который не спросит об этом фильме.
— Но слово-то «интердевочка» прозвучало.
— Что ж, значит, приз переходит следующему интервьюеру.
Комментариев нет:
Отправить комментарий